Дверь распахнулась, и в залу вошли четверо легионеров в полном снаряжении, с центурионом во главе.
— Мы ищем Гая Валерия Грациллония из Второго легиона Августа, — объявил командир отряда.
— Здесь, — Грациллоний вмиг оказался на ногах. Сердце бешено заколотилось.
— Именем императора следуй за нами.
— Я только переоденусь…
— Следуй за нами.
Грациллоний уставился на подобравшихся легионеров. По спине пробежали мурашки.
— Что-то случилось? — спросил он. Рука центуриона легла на меч.
— Молчать! Идем!
Слуги испуганно шарахнулись в сторону, пропуская постояльца под охраной четверых легионеров. На улице встречные, завидев процессию, замолкали и торопились отойти.
Улица вывела к базилике. Миновали охраняемые ворота, очутились на внутреннем дворе, где сгущались сумерки — солнце уже скрылось за высокими каменными стенами. Солнечные лучи достигали разве что верхних глыб песчаника, из которых было сложено здание, и окрашивали алым стекла в верхних окнах. Грациллоний, потрясенный до глубины души, покорно следовал за незнакомым центурионом. Совсем не так представлял он себе встречу с императором.
Оставив позади несколько постов, все шестеро вошли в зал для приемов.
Солдаты встали по стойке «смирно» и отсалютовали. Грациллоний поступил так же. Перед собой на троне он видел своего командующего, того самого Максима, с которым вместе сражался; правда, в ту пору у него не было ни пурпурной тоги, ни золотого венца на голове. Центурион смотрел только на императора, не замечая ни роскошной обстановки, ни нескольких советников поблизости от трона.
Дождавшись августейшего кивка, старший наряда доложил, что привел человека, за которым его посылали.
— Ах, Грациллоний, — тихо проговорил Максим, — иди-ка сюда. Дай нам разглядеть тебя.
Время текло невыносимо медленно. Наконец император продолжил:
— О тебе рассказывали такие гнусности, что мы сочли необходимым арестовать тебя. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Грациллонию показалось, будто его огрели дубинкой по голове.
— Оправдание? — недоверчиво переспросил он. К такому повороту событий он оказался совершенно не готов. Впрочем, центурион совладал с собой, выпрямился и взглянул в глаза Максиму. — Мой император, я служил тебе и Риму верой и правдой в меру своих сил. Чем я перед вами провинился?
Максим смерил его суровым взглядом.
— Твои собственные солдаты обвиняют тебя, центурион. Посмеешь ли ты назвать их лжецами? Будешь ли отрицать, что спознался с сатаной?
— Что? Господин мой, я не понимаю. Мои люди…
— Молчать! — Максим кивнул тонкогубому человечку в неброской тоге. — Кальвиний, прочти документ.
Тонкогубый принялся читать, заунывно, будто напевал грустную песню или молился своему богу. Не замедлило выясниться, что этот Кальвиний занимал высокий пост в императорской разведке, его агенты шныряли повсюду, проникали в самые глухие закоулки, прислушивались ко всему и сообщали обо всем сколько-нибудь подозрительном, а если необходимо, предпринимали полное расследование. Словно во сне, Грациллоний услышал, как его легионеры, которым он доверял как самому себе, бахвалились в казармах и в городских кабаках. Допрашивать кого-то из них попросту не было нужды: они сами рассказывали всякому встречному о своем командире и о чудесах легендарного Иса.
Грациллоний услышал из чужих уст, как он, римский префект, участвовал в языческой церемонии с выносом идолов и как женился на девяти женщинах, повсеместно признанных чародейками. Как принял и открыто носил символы морского демона и демона воздуха. Как посылал свой дух в облике птицы шпионить за врагами. Как воспользовался колдовством, чтобы вызвать бурю. Как ступил на остров, с незапамятных времен служивший обителью святотатственнейших обрядов…
Придворные поеживались и крестились, словно отгоняя злых духов. Их губы шевелились в молитвах. Легионеры, сопровождавшие Грациллония, стояли навытяжку, но на лицах проступил пот — им тоже было страшно.
Максим подался вперед.
— Ты выслушал обвинения. Они весьма серьезны, и необходимость дознаться истины очевидна. Колдовство — самое мерзкое из преступлений. Силы тьмы проникли даже в церковь, а ты — неверующий и святотатец, отмеченный печатью колдовства.
Какой печатью? Ключ от морских ворот он оставил в Исе, чтобы случайно не потерять в дороге. Да, он отпустил бороду, но коротко подстригал ее, на римский манер. Правда, прическа у него исанская: длинные волосы собраны на затылке в хвост… Грациллоний обуздал разброд в мыслях; должно быть, Максим подразумевает его приверженность Митре — ведь посвященным клеймят лоб. Но метка давно истаяла, ее почти не различить, и потом, митраисты — верные слуги империи.
— Можешь отвечать, — разрешил император. Грациллоний расправил плечи.
— Мой господин, я не пользовался колдовством. Я понятия не имею, как это делается. Команд… императору известно о моей вере и о том, что она возбраняет магию. Да, жители Иса не верят в Христа. Мое положение не позволяло мне пренебрегать местными обрядами. Я просил помощи у всех, кто мог мне эту помощь оказать, но помощь мне требовалась против варваров, угрожавших Риму. Что же касается Сена, острова Сена, я не должен был всходить на него, но моя жена — одна из моих жен — умирала… — к горлу подкатил комок, глаза защипало.
— Возможно, ты говоришь правду, — изрек Максим; в его тоне как будто звучало сочувствие. — Мы доверяли тебе и потому поручили ответственное задание. Но если даже ты честен, твоими устами говорит обольстивший тебя враг рода человеческого. Мы должны выяснить, насколько глубоко угнездилась в тебе скверна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116