Глава 20
Салли Энн снова стояла у дома Джоби. Она и не уходила оттуда, находилась там с того времени, как доктор Овингтон сказал ей, что ее мать умрет, а отец ударил Эми Моррис, сбил ее с ног; она лежала, вся в крови. Вдалеке Салли Энн все еще слышала крики кур, но их ужасное квохтанье немного утихло. Вероятно потому, что большинство птиц сдохло, они убили себя, перерезав тощее горло о проволочную сетку или выбили себе безумные мозги. Она уже несколько часов простояла у этой полуразвалившейся лачуги, боясь войти. Выжидая.
Она заглянула вовнутрь сквозь щель полуоткрытой двери, увидела там разбитую мебель, почувствовала запах гари — огонь тлел, но затем погас. Она ощутила холод, поняла, что там все еще прячется зло, злоба, которая давно поселилась здесь, задолго до Хильды Тэррэт. Джоби попытался уничтожить это зло, но потерпел поражение.
Теперь она собиралась померяться с ними силами. Мысль ужаснула ее. Они знали, их шепот выражал ненависть к ней; это ужасное существо было сердито, потому что ему один раз не удалось утащить ее в глубину Ада. Оно ждало ее там, внутри. Входи, Салли Энн, на этот раз ты не спасешься, мы хотим тебя для себя.
Она расправила плечи, шагнула вперед. Она была так же могущественна, как и они, и они знали это. Они изгнали Джоби, но с ней им не справиться; она должна завершить то, что он начал.
От зла исходил очень сильный запах, оно было такое холодное, что Салли Энн ощущала его. Нельзя было терять время.
Она осторожно протиснулась в щель, подождала, пока глаза не привыкли к темноте. Доказательства ярости Джоби были разбросаны вокруг нее, доказательства его ужаса — он бросился бежать, даже не дождавшись, когда разгорится пламя. Дверь чулана была открыта — не настолько, чтобы выпустить все зло, но достаточно, чтобы продемонстрировать его мощь, способность вселить ужас.
Она слышала шепот, тихое бормотание, которое с наступлением ночи станет все громче и громче. Ее время тоже истекало. Но она была сильнее Джоби. Она огляделась, нашла упавший спичечный коробок, все еще полный, кипу газет у плиты. И спички, и газеты были сырые. Салли Энн начала комкать газеты, торопливо скатывать их трубками, перекручивать, как учила ее мать. Она работала методично, складывала их крест-накрест, отбирая куски дерева помельче, чтобы положить на них.
И все это время непрекращающийся шепот все усиливался, в темноте раздавалось шипение, похожее на кошачье. Она попыталась не обращать на это внимания, начала складывать все куски мебели в кучу, волоча более крупные по полу. Почти готово.
Спички никак не загорались, шипели и гасли. Она этого ожидала, и не только потому, что спички отсырели, но и потому, что со всех сторон дули сквозняки. Она зажгла еще одну спичку, закрыла ее в ладонях, подождала, пока та не разгорелась, все еще прикрывая ее, поднесла к скомканным газетам.
Пламя: оно угрожало погаснуть, но затем вспыхнуло вертикальным оранжевым языком. Теперь загорится, но она должна подождать и удостовериться. Джоби потерпел поражение, потому что бежал.
Колдовское отродье!
Порыв ледяного ветра. Она сказала себе, что он проник через открытую дверь, и пламя почти погасло, осталась тлеть только бумага. Салли Энн почувствовала страх, когда возвратилась темнота. Ты не сожжешь наше жилище!
Она знала, что ей придется бороться, точно так же как она боролась тогда в чулане, призвав на помощь все свои силы, весь остаток воли, который она могла собрать, когда они окружили ее. Она заставила себя сосредоточиться, не отвлекаясь ни на что, даже если они начнут опять касаться ее там; она неотрывно смотрела на горящую бумагу. Гори, я приказываю тебе гореть, пусть этот холодный ветер раздует пламя!
Газетная бумага загорелась, как будто кто-то раздул над ней меха. Ледяной сквозняк ударил Салли Энн сзади по ногам, прокрался вверх по бедрам, внутрь ее джинсов.
Она попыталась не обращать внимания на это, сосредоточиться на куске бумаги, повелевая ему разгореться. Ей показалось, будто бумага взорвалась перед ее глазами, ослепила ярким пламенем, а затем загорелись скрученные газеты, тихо потрескивая.
Гори, подгоняла она огонь хриплым шепотом, гори и разрушай!
Затрещало дерево, полетели искры, пламя начало пожирать более толстые куски; шипя, оно старалось одолеть упрямый дуб. Ничто не в силах остановить теперь пламя. Салли Энн засмеялась, стоя в мягком свете огня, на лице ее было выражение дьяволицы из ада. Ее ада, не их.
Отступая, они рычали от ненависти и отчаяния, от того, что их отогнали, что их владения заняты непримиримым врагом. Их ледяные пальцы больше не трогали тело Салли Энн, покрытое гусиной кожей, ее глаза превратились в два шара, сверкающие зеленым огнем. Гори... гори... гори...
Когда все было кончено, она почувствовала огромную усталость, ее медленно охватило изнеможение, сковав тело и сознание; она беспокойно металась, звала Джоби, пытаясь сказать ему, что теперь все в порядке, что ей удалось сделать то, что не удалось ему. Она все еще чувствовала жар, теплый свет, словно ее согревало летнее солнце, и она тихо засмеялась, потому что это пламя невозможно погасить, пока не сгорит дотла отвратительный дом.
Что-то глухо взорвалось. Она почувствовала, как завибрировала, задрожала под ней земля, кровать, на которой она лежала. Стало очень жарко.
— Салли Энн, проснись... пожар!
Сквозь глубокий сон она узнала голос Джоби, почувствовала его руки, пытающиеся разбудить ее. Конечно, пожар, я сама его устроила. Теперь дом. сгорит, но я так устала. Пожалуйста, дай мне поспать.
— Ради Бога, проснись же!
Ее веки дрогнули, она открыла глаза, увидела пустую комнатушку, голые стены густо-розового цвета, мерцающие, словно старая кинопленка, пока на ней не появятся титры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96