Но за дверью стояла тишина. Может быть, она и не возвращалась сюда, а пошла в лавку или на почту. Он сейчас же отправится туда, и если ее там не будет... Больше она нигде не может находиться, только в лесу или в поле, на дороге, ведущей в город.
Джоби повернулся было уходить, но что-то удерживало его; это дурное предчувствие, которому он с недавних пор стал доверять, голосок внутри него прошептал: «Не уходи, она здесь». Если это так, то почему она не отзывается на стук? Или она рассердилась на него, может быть, он так оскорбил ее, что она убежала, бросила его? Не приближайся ко мне, Джоби, после прошлой ночи. Я не хочу тебя.
Он протянул руку, поднял щеколду, дверь мягко поддалась, открылась вовнутрь. Он снова почувствовал, что она там, и его тревога переросла в страх.
— Харриэт! — В этом хриплом шепоте он едва узнал свой собственный голос. — Харриэт, это я... Джоби.
Ответа не последовало.
Он зашел, инстинктивно оставил дверь открытой, на случай, если придется бежать. От чего? Он не мог представить ничего пугающего в этом аккуратном домике, где только что был сделан ремонт.
Маленькая прихожая, скорее гардеробная, с крючками для одежды и резной дубовой стойкой для зонтов; еще одна дверь вела в гостиную и в кухню. Она была приоткрыта, петли тихо скрипнули, когда он толкнул ее. Дверь легко отворилась.
И тогда он увидел Харриэт. Она сидела на высоком стуле у погасшего камина в напряженной и неестественной позе. Спина вдавлена в спинку стула, как будто Харриэт отпрянула в ужасе от какого-то страшного видения; ее толстые ноги были расставлены неприлично широко. Но ее лицо заставило Джоби издать нечленораздельный вопль ужаса. На лице Харриэт застыло выражение безумного страха; глаза широко раскрыты, выпучены, ноздри расширены, рот открыт, как будто она собиралась крикнуть, но не успела, потому что сердце ее остановилось раньше. Побелевшая, она и после смерти продолжала видеть то, что привело ее к гибели. Тело Харриэт уже начало коченеть.
Отпрянув, Джоби успел ощутить все тот же холодный, затхлый запах зла, все ту же жуткую вонь, которая исходила из его чулана под лестницей, когда была открыта дверь; этот холод вцепился в Джоби ледяными пальцами, он повернулся и бросился бежать, прежде чем силы зла успели овладеть и им.
Спотыкаясь, пошатываясь, чуть не падая, он шел прочь от дома. Он чувствовал, что что-то преследует его, пытается схватить, шипя от ненависти, когда он возился с садовой калиткой. Наконец ему удалось открыть ее, и он, неуверенно шагая, вышел на дорогу. Джоби зарыдал, увидев приближающийся мини-фургон с темно-красной надписью на борту — ПОЛИЦИЯ. Он узнал пухлое лицо констебля Уизерса, когда автомобиль замедлил ход.
— Пожалуйста... помогите. — Джоби рухнул на капот, пытаясь что-то сказать, забормотал неразборчиво: — Харриэт... мертва... это они... из чулана... Они... поймали ее... притащили... сюда... убили ее... они... все еще там...
Полицейский неуклюже вылез из фургона, поддержал Джоби, помог ему сесть в машину.
— Ты посиди тут, парень, а я пойду взгляну.
Констебль Эван Уизерс, которому много раз приходилось чувствовать и видеть смерть, инстинктивно задержал дыхание, когда его ноздри почуяли тухлый запах. Он увидел Харриэт Блейк, прикованную к стулу у камина. Констебль сморщился; выражение на лице убитой могло бы до потери сознания напугать любого, кто никогда в жизни не видел трупа с признаками внезапного удара. Неприятно, но дело обычное; попозже он постарается допросить парня. Сначала, однако, ему надо вызвать доктора Овингтона и похоронщиков.
Глава 8
Джоби сидел, уставившись на тлеющие угли в плите. Еще полчаса, и огонь потухнет, но ему было все равно; он не заметил, как село солнце, как наступили сумерки, он весь оцепенел.
Похороны Харриэт. Он никогда их не забудет, это были первые похороны в его жизни, и шрам этот останется у него в душе навсегда. Казалось, небо должно бы было быть серым, облачным, мрачным, а вместо этого сияло солнце, создавая атмосферу фарса, как будто весь Хоуп радовался кончине той, которая запятнала их, их моральные устои. Похороните ее и избавьтесь от нее, никто не станет ее оплакивать.
Церковь была пуста, присутствовали лишь викарий и органист, да на задних скамьях сидели похоронщики с мрачными лицами, потому что им за это платили. Больше же никого не было. Шторы на окнах домов сегодня не были задвинуты, впервые на памяти Джоби. Раздвиньте свои шторы, а то еще не дай Бог подумают, будто это дань уважения к покойной. Избегайте эту шлюху и после ее смерти, как вы избегали ее при жизни. Хоронить ее в освященной земле — святотатство; разве нельзя было кремировать ее и развеять прах на пустыре, чтобы грязь смешалась с грязью?
Колокол звонил минут пять, каждый его удар пронзал Джоби, когда он со склоненной головой сидел в церкви, одетый в темно-синие вельветовые брюки и темную ветровку. На секунду глаза преподобного Бактона задержались на нем, священник неискренне улыбнулся ему — подобная улыбка на все случаи жизни была доведена им до совершенства. Ты никогда не был в моей церкви, парень, но я бы хотел, чтобы ты был одет подобающим образом. К счастью, нет никакой необходимости в обращении, потому что мои слова для тебя ничего не значат. Я постараюсь поскорее закончить службу.
Священник быстро произнес свои слова, выбрал двадцать третий псалм: "Давайте споем первый и последний стих «Пребудь со мной».
Джоби не стал петь, в горле у него стоял комок, буквы, напечатанные на листке поминальной службы, расплывались перед глазами. Бактон взглянул на профессиональных плакальщиков, сидящих сзади, предоставив им петь гимн — это было их молчаливой договоренностью на случай, когда на похоронах присутствовало мало людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96