Ее муж не выносил, когда перед ним ехала какая-то машина, он сразу же нажимал на педаль «Вольво», чтобы прорваться вперед прямо перед идущими навстречу автомобилями.
Чайник начал закипать, когда она услышала, как дверь кухни со щелчком открылась.
— Ты рано встал, — сказала Рут.
В дверях стоял Гвин, на нем были лишь пижамные штаны, над резинкой выпирал живот. Она попыталась не замечать этого, но в последнее время его вид отвратителен!
— Я почти закончила укладывать вещи.
Она начала готовить заварку, взяв небольшой алюминиевый чайник.
— Мы можем рано уехать. Хлеба нет, так что если ты хочешь позавтракать, придется обойтись «Райвитой».
— Тебе получше? — в его тоне сквозило что-то неприятное, на круглом лице играла усмешка, глаза уставились на ее живот.
— Со мной все в порядке, спасибо, Гвин.
— Если не считать твоей идиотской беременности, то да. По тебе уже видно!
Она вспыхнула:
— Ну, это ты во всем виноват!
— Да неужели? Откуда мне знать!
Она поняла этот намек. Краска залила ее лицо, она прикусила губу.
— Гвин, как ты смеешь! Как тебе в голову такое могло прийти?
— Многие жены этим занимаются, когда мужья на работе, — засмеялся он. — Господи, да мне дела нет, если кто-то другой с тобой забавляется, но я не намерен оплачивать воспитание его ублюдка!
Если бы он не стоял в дверях, она бы бросилась в спальню. Она попала в ловушку, ее унизили. Рут боролась с подступившими слезами, хотела ответить ему оскорблением, но это было не в ее характере. Подставь другую щеку, как всегда учила ее мать, это лучше всего. Пусть они ходят по тебе, топчут тебя.
— Чай готов. Налей себе, если хочешь.
— Великолепно, — он прошаркал в комнату. — Чудесное утро, и снег не идет, к твоему сведению!
Она пропустила его насмешку мимо ушей и сказала неуверенным голосом:
— Я беспокоюсь о Саре. Где она, Гвин, как ты думаешь?
— Какова мать, такова и дочь, — он наливал себе чай, рука его дрожала, он пролил немного горячей янтарной жидкости на пластик стола. — Наверно, развлекается в постели с этим парнем, как его там, в каком-то дешевом отельчике для влюбленных. Сейчас они, наверно, проснулись и развлекаются вовсю.
— Я ненавижу тебя, Гвин, — она опустилась на стул у стола. — Сара не только моя дочь, но и твоя. Оскорбляй меня, если хочешь, но ее оставь в покое, пожалуйста.
— Пойду-ка я машину подгоню, — он допил чай; ей показалось, что он совершенно забыл, о чем они только что говорили. — Чем скорее мы уедем, тем лучше.
— Может быть, лучше мне сесть за руль?
— Боже, нет, только не это! Ты так уверена, что я почти свихнулся и хочешь меня доконать?
— Спасибо, Гвин, — ей очень захотелось плеснуть чаем ему в лицо. — Подгони машину, когда будешь готов.
Она слышала, как он одевается в спальне, слышала скрип пружин, когда он, улегшись на спину, натягивал штаны. Он не в состоянии вести машину, но он это сделает, и все тут. Свинья этакая, ненавижу тебя!
Гвина с машиной долго не было. Рут поставила все вещи в прихожей, сама уселась на один из чемоданов. Ей все еще было нехорошо, она решила, что это из-за беременности. Ее охватило чувство нереальности, как будто она наблюдала за своими действиями издали, как будто ее астральное тело отделено от физического. Летаргия, ее память затуманена, слишком трудно совладать с ней. Пусть она плывет подобно стаду, скрывающемуся за горизонтом в жаркий день. Вздрогнув, она поняла, что к шале подъехала машина; может быть, Гвин и не отсутствовал так долго, как ей показалось. Впрочем, какая разница.
На улице никого не было. Сейчас, наверно, не больше семи утра, решила Рут, но часов у нее не было. Она их, вероятно, потеряла вчера, но она не собирается идти их искать, вновь переживать этот кошмар.
Они не разговаривали. Гвин, казалось, был занят своими мыслями, о которых она не желала знать. Она села рядом с ним, вздрогнула, когда он включил сцепление, когда завращались колеса. Он подъехал к перекрестку, слишком резко повернул, ее отшвырнуло к дверце. Слава Богу, что так рано и на улице никого нет!
Перед ними замаячили главные ворота лагеря, и Гвин затормозил. Знакомое место, это ужасное грязновато-серое здание налево, куда охранники отвели вчера ее и Эвансов. Вчера... или на днях? Она подумала, там ли они все еще.
Она вся вжалась в сидение, увидев, как из будки вышел человек в форме. Ей захотелось спрятаться, лечь на пол. Пройдите, пожалуйста, мы хотим поговорить с вами! Нет! Гвин опустил со своей стороны стекло, но охранник не приблизился, он стоял там, проверяя номер их машины. Затем появился второй, нажал на рычаг, и красно-белый шлагбаум медленно, рывками поднялся. Знак рукой: проезжайте!
Рут нервно вцепилась в пристежной ремень. Прошу Тебя, Боже, только бы он не передумал, не опустил бы шлагбаум. Он даже не потребовал наших пропусков. Ее охватило облегчение, когда «Вольво» двинулся вперед, проскользнул через широкие ворота с сетчатой оградой. Свободны!
Она вся взмокла, посмотрела в зеркальце на крыле, но не увидела охранника, он вернулся в свою будку. Главная дорога, уводящая прочь отсюда, и не видно ни одного автомобиля. Она почувствовала, как автомобиль набирает скорость, может быть, ее муж также почувствовал душевный подъем.
Через несколько миль дорога сузилась, запетляла по живописным горам: крутой подъем, затем снова спуск. Вместо живых изгородей — каменные стены. Рут почувствовала беспокойство, потому что сквозь живую изгородь машина может проехать, а если вместо нее крепкая каменная стена, надежды никакой.
Гвину пришлось резко свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с идущим навстречу фургоном. Водитель посветил фарами, по грозил им кулаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82