Реутову нечего было ответить.Черная фигура с трудом поднялась на ноги, задрала свитер, постанывая, скинула тяжелые пластины бронежилета и заковыляла к вертолету. Опираясь на руки пилота, загорелого конопатого блондина, Джулия взобралась на свободное место и скинула маску:— Давай, Артем, убираемся отсюда.— Ну, ты даешь! — восхищенно произнес Артем, поднимая в воздух вертушку. — Они по тебе попали?Вместо ответа Джулия задрала футболку и показала здоровенный бурый синяк под худенькой грудью.— Ребро, кажись, треснуло, — сдавленно сказала она. — Так что давай поторопись.
Я прислушивался к польской речи. Хотя она вроде бы напоминала русскую, слов я не понимал. Закончив разговор с польскими пограничниками, Лиза вернулась к машине. Парик она сняла еще на переезде, но тональный крем еще лежал на лице, и она была на себя не похожа.— Все в порядке, — сказала она. — У тебя хорошие документы.— Значит, прощаемся? — спросил я. Мне отчего-то стало вдруг тоскливо. Я не мог сказать, что испытывал к Лизе теплые чувства. Но оказалось, что нас все-таки что-то связывало. Может быть, это были кровные узы?— Прощаемся, — сказала Лиза.— Собираешься к нам вернуться?— Возможно. — Лиза улыбнулась. — В двадцать первом веке.— Рановато, я думаю. Лучше в двадцать втором.Лиза посмотрела мне в глаза. Несколько секунд я наблюдал чудесное зрелище: в ее взгляде проявилась невероятная коллекция чувств, от ласки до благодарности. У меня закружилась голова, мне казалось, что самая любимая девушка обнимает, целует меня, ласкает мое лицо руками и смачивает его слезами из своих глаз — прощальными слезами. Когда наваждение прошло, Лизы рядом уже не было. Она шла по дороге, и один из польских пограничников провожал ее.
— Что с тобой? — спросил Винни-Пух, озабоченно глядя на мое лицо.— Все в порядке, — ответил я, все еще не в состоянии взяться за руль.— Странный она человек все-таки, — произнес Винни-Пух.— Она не человек, — ответил я. — Она даже не белокурая бестия. Она — черный зверь. Bete noire, как говорят французы. Существо, внушающее всем ужас, страх. Чуждое, непостижимое существо. Нам за ней никогда не угнаться. Мы слишком быстро сходим с дистанции,
Она сделала последний шаг и свалилась в снег. Инстинктивно сворачиваясь в клубок, прижимая голые колени к груди, обнимая их посиневшими руками, пытаясь сохранить остатки тепла, она уже понимала, что замерзает. Она всегда очень хорошо чувствовала приближение смерти, различила она его и сейчас. Когда мать, подвернувшая ногу в горах во время вьюги, решала, идти ли обузой с ними или остаться в пещере, она сразу объяснила, что мать все равно умрет. И ее оставили одну в горах.Когда отец неожиданно схватился за ногу и упал в снег, она обнюхала почерневшую снизу ногу и поняла, что и здесь уже все. Сидеть и ждать, пока помрет отец, было нельзя: замерзли бы и они с братом. Тогда брат с молчаливого согласия отца тупым каменным ножом распорол ему шею, они напились его еще горячей крови и побрели дальше, надеясь дойти до границы этой сплошной снежной стены.Потом и брат свалился в снег, медленно водя вокруг головой и уже не чувствуя этого мира. Она умылась его кровью. От ее голого тела, обмотанного парой старых шкур и облезлым мехом, снятым с отца, шел пар.
Она не понимала одного: как она дожила до этого момента, как пережила всех их. Но теперь все встало на свои места — она умирала. И, осознав это, она тихонько заскулила, чтобы не было так страшно и одиноко.Кусок вьюги отделился и медленно двигался в ее сторону. Две красные точки глаз, красная щель пасти, извергающая клубы пара, наклонились над ней. Вот теперь и ее кровь послужит чьей-то жизни.Белый как снег волк уткнулся горячим носом в ее шею, тыкаясь жесткими лапами в ее плечи и спину, перевернул на живот, клыками впился в шею и пустил горячую красную струю из ее тела. Сознание просветлело от этого жара, разливавшегося по шее. Ее кровь перемешивалась со слюной зверя и текла в снег, растапливая его красными ручейками.Она не могла сопротивляться, да и бессмысленно это сейчас было: слабый, едва живой человек не мог бороться с сильным зверем. Она не хотела чувствовать, как он ест ее, и прогнала остатки сознания.Волк словно почувствовал это. Он отнял пасть от ее шеи и облизнул рану большим шершавым языком. Затем перешагнул через ее тело и осторожно опустился на нее, накрывая своей шкурой и своим телом.Вьюга успокоилась. Лес оказался совсем близко, но именно так всегда и бывает. Человека и зверя не было видно, их замело снегом, и холм, схоронивший их тела, ничем не выделялся среди других снежных наносов.Со стороны леса медленно брел большой седой тигр. Его нижняя губа была рассечена и с трудом прикрывала огромные желтые клыки. Изо рта текла слюна и падала в снег — тигр иногда с хлюпаньем слизывал ее, чтобы не намерзала на клыках. Ему не нужно было видеть добычу, он чувствовал ее и так.Когда он приблизился к снежному холму, тот вдруг взорвался, и снежная туча, разинув красную пасть, бесшумно бросилась на него. Волк был гораздо быстрее тигра, но и гораздо меньше, а значит, и слабее. Если бы он хотел убежать, то сделал бы это без особого труда. Но он не хотел.Тигр не успел отбить его когтистой лапой, только присел, зажмурил глаза и, прижав рваные уши, пропустил удар. Тигр понимал, что с одним волком он справится.Но волк, похоже, думал иначе. Он отскочил и принялся бегать вокруг тигра. Тигр, придя в себя после первого натиска, вертелся на одном месте, стараясь все время быть лицом к врагу, но не успевал: волк нарезал круги все быстрее. И когда волк снова прыгнул, тигр опять не был готов. Он чувствовал, как клыки раздирают его шкуру на загривке, пытаясь прокусить шею, и это ему совсем не нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85