— Фаина. — Она протянула мне руку и строго улыбнулась. У нее была очень красивая грудь, узкие плечи и длинная шея. Длинные прямые каштановые волосы, собранные в хвост, открывали скуластое, жестковатое лицо с греческим носом и упрямым ртом. На вид ей было лет тридцать пять, и она напоминала героинь голливудских боевиков: крепкая, мускулистая и при всем при этом женственная.— Денис, — представился я и ответил на почти мужское рукопожатие. — У вас очень красивый дом.— Ну что вы. — Она весело смутилась, и смущение ей очень шло. — Это вовсе не мой дом. Вот он — хозяин.Из той же двери выехала инвалидная коляска. В ней сидел широкоплечий курчавый парень, примерно моего возраста, в черной футболке и синей ковбойке. У него был очень мускулистый крупный торс, а ноги в черных джинсах и черных кроссовках стояли на маленькой подставочке. Он взглянул на меня из-под насупленных бровей. Коляску катила девушка, являвшая собой полную противоположность и Алине и Фаине. Лет семнадцати-восемнадцати, она выглядела эта-кой романтически-невинной Джульеттой, но вовсе без иронии. Длинные тонкие брови, ясный взгляд зеленых глаз, курносый носик и яркий румянец на щеках. Длинные прямые каштановые волосы, лебединая шея и узкие плечи. Я заметил это поразительное сходство с Фаиной не сразу, но понял: это — ее дочь. Они были такими же разными, как Брюн-хильда и Кримхильда, как Жанна д'Арк и Джульетта Капулетти, но от родственного сходства никуда не деться.— Наш хозяин, — представила Фаина парня в инвалидном кресле, — Павел. А это моя неразумная дочь Надя.— Денис, — Я поклонился, не ожидая, что суровый хозяин подъедет ближе. Он резко кивнул, а Надя ласково улыбнулась, словно извиняясь за своего подопечного. Я подумал, что она, вероятно, не просто так возит его коляску.— Это и есть моя ударная команда, — сказал Яворский. — Прошу любить и жаловать.Мне казалось, что я попал в какое-то кино. Нет, честное слово! Эти люди… Они были какими-то… необычными, что ли. Сложно объяснить, что я чувствовал, но так бывает в хороших фильмах: актеры подобраны так, что зритель сразу влюбляется в них и думает: ах, какая жалость, что в жизни таких не бывает. Так вот, это все было в жизни. И я никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Мне нравился даже угрюмый Павел. За этой угрюмостью чувствовалась рассудительная немногословность Атоса.Павел незаметным, но решительным жестом убрал руки Нади со спинки кресла и, взяв управление на себя, подъехал ко мне. Протянув руку, он еще раз представился сам:— Павел, — сказал он низким голосом. Руки у него были очень сильные.— Денис, вы позавтракать не хотите? — звонко спросила Надя и посмотрела на меня так, что я просто не мог отказаться.— Да, пожалуйста, если вам нетрудно. Что-нибудь легкое…— Конечно!Она убежала на кухню, а Яворский взял меня под локоть и провел к столу.— Итак, сразу перейдем к делу. Денису требуется наша помощь в деле, в общем, для нас обычном. Но не совсем. Похоже, девушка, которую нам предстоит разыскать, заражена моим бешенством.«Моим» он произнес с нажимом. Алина перестала цедить сок и поставила стакан на стол. Павел сглотнул, а Фаина покачала головой. Я непонимающе посмотрел на Яворского:— Что это значит, профессор? Что значит — «моим»?— Те побочные эффекты, которые вы описали, Денис, присущи только одному штамму бешенства: описанному в моей работе. Грубо говоря, он носит мою фамилию.Я не удержался и присвистнул. Была ли это невероятная удача? Возможно.— И дело не просто в том, что я описал этот вирус. Я ни разу в жизни не видел его даже в микроскоп. Я знал одного-единственного человека, больного им. Это было двадцать лет назад, и с тех пор, как я занимаюсь вирусологией, я ни разу с ним не сталкивался. Меня считали фантазером и называли астрономом от вирусологии, потому что я описал вирус, существующий только теоретически, на страницах моей монографии. И вот приходит человек, который говорит мне: а бывает ли так?..Надя принесла на подносе две чашки кофе и два куска торта, порезанных на блюдце. Торт был совершенно свежим, от него еще шел ароматный дымок, а вид был такой аппетитный… Я откусил кусочек и зажмурился от удовольствия. Это произведение кулинарного искусства напоминало пчелиные соты по вкусу и по содержанию, но со сливочным привкусом и такие нежные, что они таяли во рту.— Вы посмотрите на его лицо! — услышал я голос Алины. — Да-да, Надюха, посмотри, чтоб ты потом не говорила, что мы тебе нагло врем и ты не умеешь готовить.Я открыл глаза. Лицо Нади светилось счастьем.— Очень вкусно, — пробормотал я.— Да вы все врете, это они вас специально подговорили, — сказала Надя и зарделась.— К делу, господа и дамы, к делу! — напомнил Яворский. — Что у нас есть? Денис, давайте, стартовый капитал ваш.— Да, конечно. Предстоит найти девушку, лет двадцати трех-двадцати пяти, рост около ста семидесяти, вес сорок пять-пятьдесят, блондинка, глаза серые. Зовут ее Елизавета Разина, и до того момента, как расстаться со мной, она работала фотомоделью в агентстве ***. Теперь она, очевидно, там не работает,Яворский подошел к огромному, во всю стену окну, за которым росли густые кусты, и, скрестив на груди руки, остановился перед ним. Я не видел его лица, а спина профессора была исключительно некрасноречива.— Продолжайте, Денис, — попросила Фаина. — При каких обстоятельствах вы расстались?Я замялся:— Ну, при не очень хороших…— Так оно обычно и бывает, — кивнула Алина.— Нет, вы не понимаете…Я думал, говорить ли мне правду. Эти люди, вероятно, частенько сталкивались с такими случаями, и если я начну изворачиваться, они это сразу почувствуют. Кроме того, в моих же интересах, чтобы они имели полную и достоверную информацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85