По другую сторону - мгновение полнейшей тишины, быть
может, из уважения к начавшемуся будущему, той жизни, что осталась ему. На
глазах Джека лицо Дэнни теряло краски, становилось похожим на сыр, глаза
мальчика, всегда большие, сделались еще больше и потускнели. Он уверился,
что сейчас мальчик замертво упадет в разлитое по бумагам пиво: его
собственный голос, слабый и пьяный, глотал слова пытаясь повернуть все
вспять, как-нибудь обойти не слишком громкий звук треснувшей косточки,
найти дорогу в прошлое - есть ли в этом доме статус кво? - голос
выговаривал: ДЭННИ С ТОБОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ? Ответный пронзительный крик
Дэнни, потом потрясенное аханье Венди, когда та вошла к ним и увидела, под
каким странным углом согнута в локте ручка Дэнни: в том мире, где обитают
нормальные семьи, руки под такими углами свисать не должны. Крик Венди,
когда она схватила сына в объятия, бессмысленный лепет: О ГОСПОДИ, ДЭННИ,
О ГОСПОДИ, ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ МОЙ, ТВОЯ РУЧКА; а Джек так и стоял там,
оглушенный, отупевший, пытаясь понять, как же такое могло случиться. Так
он и стоял, а, встретившись глазами с глазами жены, понял, что Венди
ненавидит его. Он не сообразил, что эта ненависть могла означать
практически: только позже до него дошло, что Венди могла уйти от него,
отправиться в мотель, а утром вызвать юриста, занимающегося разводами, или
позвонить в полицию. Он чувствовал себя ужасно. Как перед лицом
надвигающейся смерти. Потом она кинулась к телефону и набрала номер
больницы; плачущий мальчик висел на сгибе ее руки, но Джек за ней не пошел
- он просто стоял посреди разваленного кабинета, чувствуя запах пива и
раздумывая...)
ВЫ ВЫШЛИ ИЗ СЕБЯ.
Он с силой провел рукой по губам и пошел следом за Уотсоном в
котельную. Там было сыро, но лоб, ноги и живот Джека покрылись противным
липким потом не от сырости. От воспоминаний - с той ночи, померещилось
ему, прошло не два года, а два часа. Никакого разрыва во времени не было.
Вернулись стыд и отвращение, вернулось ощущение, что он никчемный человек
- а от этого ему всегда хотелось напиться, но желание напиться погружало в
еще более беспросветное отчаяние: сумеет ли он хоть один час - не неделю,
даже не день, понимаете, один только час - пробыть начеку, чтобы страстное
желание напиться не застало его врасплох, как сейчас?
- Котел, - объявил Уотсон. Из бокового кармана он извлек красно-синий
платок, решительно и трубно высморкался и вновь упрятал его с глаз долой,
предварительно быстро глянув внутрь - вдруг там окажется что-нибудь
интересное?
Котел - длинная цилиндрическая емкость из металла с медным покрытием,
вся в заплатах - был установлен на четырех цементных блоках. Он оседал под
путаницей теплотрассы, уходящей к высокому, украшенному фестонами паутины
потолку подвала. Справа от Джека от находящейся в соседнем помещении топки
сквозь стену шли две трубы обогрева.
- Вот он манометр, - Уотсон похлопал по нему. - Фунты на квадратный
дюйм, "пси". Это, думаю, вы знаете. Сейчас я догнал до ста, но ночью в
комнатах холодновато. Несколько клиентов пожаловались - что, мол, такое,
мать вашу так. Психи они - понаехали в горы в сентябре. А потом, котел-то
наш - старичок. Заплаток на нем больше, чем на штанах, что раздают
благотворительные комитеты. - На свет божий явился платок. Трубный звук.
Быстрый взгляд. Платок исчез.
- Простыл, чтоб его, - пояснил разговорчивый Уотсон. - Каждый
сентябрь простываю. То вожжаюсь тут с этим старьем, а то траву подстригаю
или граблями махаю на площадке для роке. Просквозит - готово дело,
простыл, говаривала моя мамаша. Упокой, Господи, ее душу, она уже шесть
лет как померла. Рак сожрал. Подцепишь рак - готовь завещание.
Коли будете держать давление около пятидесяти - ну, может шестьдесят,
- так и хватит. Мистер Уллман-то велит один день топить в западном крыле,
другой - в середине, а после того - в восточном. День-деньской
"гав-гав-гав", прям как одна из тех шавок, что тяпнет за ногу, а потом
побежит да обделает весь коврик. Кабы мозги были черным порошком, ему носа
было б не высморкать. Иногда такое видишь, что аж зло берет - не из чего
стрельнуть.
Глядите сюда. Тянешь за эти колечки - открываются и закрываются
трубы. Я все вам пометил. С синими бирками идут в номера в восточном
крыле. Красные бирки - середка. Желтые - западное крыло. Соберетесь
протопить в западном крыле, не забудьте, что оно-то погоду и ловит. Как
задует, комнаты делаются холодными, ни дать, ни взять, фригидная баба, у
которой все нутро льдом набито. В те дни, когда топишь в западном крыле,
можно догнать давление до восьмидесяти. Сам бы я так и сделал.
- Термостаты наверху... - начал Джек.
Уотсон неистово замотал головой, так, что волосы пружинисто
запрыгали.
- Они не подсоединены. Так, показуха. Кой-кто из калифорнийцев
думает, что коли в их спальне, мать ее так, пальму не вырастишь, дак это
непорядок. Тепло поднимается отсюда, снизу. Но за давлением смотреть все-ж
таки приходится. Видите, ползет?
Он постучал по основной шкале. Пока Уотсон вел свой монолог, стрелка
уползла со ста футов на квадратный дюйм к ста двум. Джек вдруг
почувствовал, что по спине быстро пробежали мурашки и подумал: ГУСЬ ПРОШЕЛ
ПО МОЕЙ МОГИЛЕ. Тут Уотсон крутанул колесо, сбрасывая давление. Раздалось
громкое шипение и стрелка вернулась на девяносто один. Уотсон завернул
вентиль до упора и шипение неохотно стихло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26