– Абсолютно никаких.
– Хорошо. На том и порешим. – И она выходит из комнаты.
И мне совсем не стыдно, что я скрыла от нее факт орального секса. Есть вещи, которые даже лучшим подругам знать не обязательно.
Когда в 1940 году немцы оккупировали Париж, в моде наступил застой. Экспорт высокой моды прекратился, и строгая экономия всех ресурсов ради ведения войны привела к тому, что такие вещи, как шелк, который шел на изготовление парашютов, достать было невозможно. Однако фанатки моды не сдавались: они рисовали сетку и шов прямо на ногах, изображая любимые чулки. Женщины, не столько художественно одаренные, перешли на брюки. В обществе, привыкшем к воздушным налетам и бибопу, это наконец стало вполне приемлемым.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
23
Сплетня – это новость, бегущая впереди себя в красном платье.
Лиз Смит (р. 1923), американская журналистка и писательница
Я просыпаюсь от настойчивого стука в дверь и сонно оглядываюсь по сторонам. К моей щеке прилип кусок кружева.
Серый утренний свет заливает комнату. Вчера я забыла задернуть шторы, переодеться в пижаму, смыть косметику, почистить зубы.
В дверь продолжают стучать.
– Иду, – говорю я и скатываюсь с кровати. Виски пронзает острая боль. Вот к чему приводят подпитываемые колой ночные бдения.
Я пробираюсь к двери и осторожно приоткрываю ее на пару сантиметров.
Передо мной стоит Викки Тибодо в бледно-голубом пеньюаре.
– Ну? – озабоченно спрашивает она. – Ты закончила? У тебя получилось спасти его?
– А сколько времени? – спрашиваю я, потирая глаза, в них словно песка насыпали.
– Восемь. Я выхожу замуж через четыре часа. ЧЕТЫРЕ ЧАСА. Ты закончила?
– Викки, – начинаю я, с трудом подбирая слова, эту речь я не раз прокручивала в голове часов с двух ночи. – Дело в том…
– К черту, – Викки всем телом наваливается на дверь и отодвигает меня.
Три шага внутрь, и она застывает, увидев то, что висит у меня на стене.
– Э-э-то, – заикается она, и глаза у нее становятся большими. – Э-э-то…
– Викки, – снова говорю я. – Позволь мне объяснить. Платью, на которое твоя портниха нашила все эти кружева, не хватало собственной структурной целостности, и оно не могло существовать само по себе без…
– Мне нравится, – еле выдыхает Викки.
– …кружев, покрывавших его. По сути, твое свадебное платье полностью состояло из кружев и… вот. Поэтому я – погоди, что ты сказала?
– Мне нравится! – Викки восторженно тянется к моей руке и благодарно сжимает. Она не сводит глаз с платья, висящего на стене. – Это самое красивое платье, какое я только видела.
– Хм, спасибо, – говорю я с облегчением. – Мне тоже так кажется. Я нашла его на чердаке пару дней назад. Оно было в пятнах, но я их вывела, подшила подол, починила бретельку. Вчера ночью я подогнала его под твой размер, сняв мерки со свадебного платья. Так что тебе должно быть в самый раз, если только ты не усохла за ночь. Потом я больше часа отглаживала его… слава богу, я нашла на кухне утюг…
Но Викки меня и не слушает. Она по-прежнему не может оторвать глаз от Живанши.
– Не хочешь примерить? – предлагаю я.
Викки кивает – похоже, у нее пропал дар речи – и тут же скидывает пеньюар.
Я осторожно снимаю платье с вешалки. Свадебное платье Викки – этот кружевной кошмар – висит на соседнем крючке. Я специально повесила их рядом, чтобы она сама выбрала. Ее платье тоже уже не так плохо. Мне удалось немного заглушить кричащие кружева, хотя полностью избавиться от них и при этом сохранить целостность платья все же не получилось. Если раньше это было что-то из разряда Стиви Никс, то теперь оно похоже на костюм, в каком могла бы танцевать на льду Оксана Баюл.
Но рядом с Живанши у него нет никаких шансов.
На что я, собственно, и рассчитывала.
Я и сама задерживаю дыхание, пропуская нежнейший шелк через голову Викки. Она продевает руки в бретельки, я отступаю на шаг и застегиваю жемчужные пуговицы. Викки восхищенно сопит, оглядывая себя.
– В самый раз, – восклицает она, когда я застегиваю последнюю пуговицу. – Оно сидит превосходно!
– Еще бы, – говорю я. – Я же перенесла вытачки… Викки отворачивается от меня. – Мне нужно взглянуть на себя. Где зеркало?
– В ванной через холл, – говорю я.
Она выскакивает из комнаты, громко хлопнув дверью, и с шумом вбегает в ванную. Оттуда я слышу:
– Боже! Оно великолепно!
С чувством облегчения я прислоняюсь к двери. Оно ей понравилось.
Наконец-то я хоть что-то сделала правильно. Викки с топотом бежит обратно в комнату.
– Я его обожаю, – говорит она, и впервые с момента нашего знакомства я вижу, как она улыбается.
Улыбнувшись, она превращается совершенно в другого человека. Это не избалованная светская дама, которая ненавидит старшего брата, а вместе с ним и всех остальных людей. Передо мной милая, славная девушка, которая предпочла выйти замуж за флегматичного программиста из Миннесоты, а не за богатого наследника нефтяных магнатов из Техаса.
Правду говорят, что невесты в день своей свадьбы необычайно красивы. Даже в такую рань, без всякой косметики Викки выглядит ошеломляюще.
– Платье чудное, и ты тоже, – тараторит она. – Пойду покажу его маме. – Она наклоняется поцеловать меня в щечку и заключает буквально в медвежьи объятия. – Спасибо. Спасибо тебе огромное. Я этого никогда не забуду. Ты – гений. Ты просто гений.
И она удаляется в вихре белого шелка.
Совершенно измотанная, я снова валюсь на кровать в надежде поспать еще хоть минутку-другую.
Мне удается урвать еще часа два, а потом меня бесцеремонно расталкивают. Голос, очень похожий на Шери, гремит прямо в ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76