Мы устраиваем чудесный сеанс утренней любви на нашей фанерной койке, а потом я натягиваю дивный сарафанчик 1960-х годов от Алекса Колмана с лиственным узором. У меня к нему есть подходящий кашемировый свитер… слава богу, я сунула его в чемодан в последний момент. Ох, как он мне пригодится. Я поторапливаю Эндрю, чтобы он тоже одевался. Мне еще надо поменять деньги, а у него какая-то встреча в центре.
Мой первый настоящий день в Лондоне – вчерашний не в счет, поскольку я была такая сонная и почти ничего не помню, – начался так волшебно (завтрак без помидоров, неторопливая ванна, секс), что я уже и не надеюсь, что он может стать еще лучше. Но я ошибаюсь: солнце светит вовсю, и Эндрю слишком жарко в красном кожаном пиджаке, поэтому он его не надевает!
Из дома мы выходим, взявшись за руки, – Джеронимо с грустью провожает нас взглядом. «Ты явно нравишься этому псу», – замечает Эндрю. Да! Я завоевала доверие семейного любимца, тайно подбрасывая ему еду! Интересно, насколько я обошла по очкам остальных членов семьи? Мы шагаем к метро, и я впервые спускаюсь в лондонскую подземку!
Я ничуть не боюсь, что меня взорвут, ведь дать этому страху овладеть тобой – значит отдать победу террористам.
И все же я зорко наблюдаю за парнями и девушками, надевшими толстые просторные куртки в такой чудный солнечный день. Высматривая террористов, я не могу не отметить, насколько лондонцы богаче одеты, чем, скажем, жители Анн-Арбора. Ужасно говорить такие вещи о своей стране, но складывается впечатление, что лондонцев больше волнует, как они выглядят, чем моих земляков. Я не увидела ни одного человека (кроме Алистера, но он, в конце концов, всего лишь подросток) в толстовке или хотя бы в спортивных штанах.
Правда, надо учитывать, что тут не так много людей с лишним весом, как у нас в Америке. Что делает лондонцев такими стройными? Неужели все дело в чае?
А реклама! Какой рекламой у них оклеены стены в вагонах метро! Она такая… интересная. Правда я не всегда понимаю, что они рекламируют. Может, потому, что я раньше никогда не видела, чтобы обнаженная девушка рекламировала апельсиновый сок.
Думаю, Шери права: англичане не столь зажаты по поводу своего тела – хотя и одевают его лучше, – как мы, американцы.
Наконец мы доезжаем до станции, где у Эндрю назначена встреча. Он говорит, что тут неподалеку есть банк, где я могу обменять деньги. Мы поднимаемся наверх – и я едва сдерживаю вздох восхищения…
Я в Лондоне! В самом центре! В том самом месте, где происходило столько знаменательных исторических событий, в том числе и зарождение панковского движения. Где бы мы были сегодня, не надень тогда Мадонна то первое бюстье и не представь бунтовщики с Кингз-Роуд всему миру Вивьенн Вествуд? Принцесса Диана, тогда еще только леди Ди, надевала здесь черное вечернее платье на свою помолвку.
Но я не успеваю по-настоящему впитать в себя всю эту красоту – Эндрю затаскивает меня в банк, и я встаю в очередь обменять свои дорожные чеки на английские фунты. Когда я дохожу до стойки, кассирша просит мой паспорт и подозрительно разглядывает мое фото.
А почему бы и нет, собственно? Я была на двенадцать килограммов толще, когда снималась на паспорт.
Эндрю просит тоже взглянуть и изрядно потешается над моей фотографией.
– Неужели ты была такой толстой? – говорит он. – А взгляни на себя сейчас! Ты же выглядишь, как модель. Правда, она похожа на модель? – спрашивает он у кассирши.
– Угу, – как-то уклончиво отзывается кассирша. Конечно, приятно, когда тебя сравнивают с моделью. Но я не могу отделаться от неприятной мысли – неужто я так плохо выглядела раньше? Ведь в ту ночь, во время пожара, я была на двенадцать килограммов тяжелее и все равно понравилась Эндрю. Допустим, я была в полотенце, но все равно.
От этих мыслей меня отвлекает кассирша – она вручает мне деньги. Они такие красивые! Куда красивее, чем наши доллары – те просто… зеленые. Мне просто не терпится потратить хоть немного моих английских денег, и я поторапливаю Эндрю поскорее закончить с его делами, чтобы мы наконец могли отправиться в «Харродз». Я уже сказала ему, что хочу в первую очередь попасть туда. Правда, покупать я там ничего не собираюсь… просто хочу взглянуть на гробницу, которую воздвиг владелец, Мохаммед аль-Файед, своему сыну, погибшему в автокатастрофе с принцессой Дианой.
Эндрю говорит:
– Тогда пошли. – И мы направляемся к тоскливому офисному зданию, над входом которого написано «Центр занятости населения». Там Эндрю встает в длиннющую очередь, потому что ему надо «подать заявление на трудоустройство» или что-то в этом роде.
Мне, конечно же, интересно все, что связано с Британией, ведь когда мы с Эндрю поженимся, она может стать моей второй родиной, как для Мадонны. Я внимательно читаю всевозможные плакаты и надписи, пока движется очередь: «Новые предложения для соискателей работы – спросите нас сейчас, Департамент труда и пенсии», «Не думали о работе в Европе? Спросите нас сейчас» и все в таком духе.
Странно, что они называют Европу Европой, как будто сами к ней никакого отношения не имеют. Мы же в Штатах, наоборот, привыкли считать Англию частью Европы. Наверное, это неправильно.
Мужчина за стойкой спрашивает, искал ли Эндрю работу, и он отвечает, что искал, но ничего не нашел.
Что? Да как же так? Как я приехала, он только тем и занимался, что работал.
– Но, Эндрю, – слышу я собственный голос, – а как же твоя работа официантом?
Эндрю бледнеет. Для него это особое достижение, поскольку он и так совсем белый. В хорошем смысле… как Хью Грант.
– Ха, – говорит он служащему за стойкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76