– Правда, нет денег, – надув губы, добавила горничная. – Они все забрали. Но нельзя же ждать всего сразу. Верно? – Она хитро посмотрела на Сенду и захихикала.
Оттащив ее в сторонку, Сенда доверительно понизила голос:
– Вы знаете, я привезла князю кое-что. Он ждет. – Это была ложь, но какое это сейчас имело значение?
Лицо горничной, приблизилось к Сенде, ее карие глаза стали совершенно круглыми.
– В Швейцарии!
– В Швейцарии? – От этого слова у Сенды подкосились ноги. – Но мне сказали, что он здесь!
– Был здесь. Уехал больше получаса назад. В Же-не-ву! Вот мы и гуляем!
– Уехал? В Женеву? – Холодная дрожь волнами пробежала по телу Сенды, пронизав ее до самых костей.
– Уехал. – Горничная вновь многозначительно кивнула головой. – К своему поезду. Я слышала.
Сенда схватила горничную за руку и потрясла ее.
– Вы знаете, где стоит поезд? Горничная покачала головой.
– Если вы знаете, вы должны сказать мне!
– Ох! Вы делаете мне больно! – Горничная, надувшись, смотрела на глубокие красные следы, оставленные пальцами Сенды на ее руке.
– Извините, – быстро проговорила Сенда. Она убрала руку. – Понимаете, это очень важно. Если я доберусь до князя вовремя… – Рожденная отчаянием ложь бойко слетела с ее губ, покрывая неправду обещаниями. – Тому, кто принесет ему это, он даст пять… тысяч… рублей.
Карие глаза моргнули и вылезли на лоб.
– П-пять т-тысяч?
Услышав глубокий вдох, Сенда кивнула.
– Пять тысяч, – повторила она, не испытывая никаких угрызений совести.
– Владимир! Владимир знает! – торжествующе воскликнула горничная. – Он отвозил на п-поезд какие-то вещи.
– Который из них Владимир? Вы должны мне сказать!
Теперь настал черед горничной хватать Сенду за руку.
– Половину мне! – невнятно выговорила она. В ее глазах вспыхнула жадность. – Две тысячи пятьсот рублей.
– Хорошо! – пообещала Сенда. – Хорошо! Вы получите половину! И Владимир получит тысячу.
Ложь следовала одна за другой, но какое это имело значение?
– Половину! – воскликнула горничная. – Половину!
Это напоминало гонки с дьяволом.
Не прошло и шести минут, как пьяный Владимир, подгоняемый обещанием тысячи рублей, безошибочно подвел их к тому самому автомобилю, который разогревал Иван, надел очки-«консервы» и нажал на сцепление. Машина с ревом вылетела из гаража, левым крылом врезавшись в не до конца открытую дверь и сорвав ее с петель. Когда Владимир пьяно выруливал к воротам, автомобиль лихо занесло, колеса протестующе завизжали, и, сделав оборот вокруг своей оси, он рванулся вперед.
– Осторожнее! – с заднего сиденья крикнула Сенда, прижимая испуганное лицо Тамары к своей груди, в то время как сидящая рядом с ней Инга, забывшись, разразилась потоком немецких слов, напоминавших молитву.
Петроград проносился мимо неясными очертаниями. Секунда – и они на ближней стороне Невы; другая – и автомобиль пулей перелетел через мост на другую сторону.
– С такой машиной, да на пустых улицах! – Владимир, обернувшись, ухмыльнулся Сенде. – Мы еще можем успеть к поезду!
– Лучше смотрите, куда едете! – крикнула она в ответ, стараясь перекричать шум ветра. – Смотрите не на меня, а на дорогу!
Разразившись диким хохотом, Владимир нажал на педаль газа. У Сенды вырвался крик отчаяния. Впереди них разъяренная толпа протестующих людей перегородила перекресток.
– Влади-и-и-мир! – завопила она, закрыв глаза. Он направил машину в самую гущу толпы и нажал на клаксон. Толпа расступилась.
– Мы успеем! – закричал он, снова отхлебывая шампанское из горлышка.
«О Господи, пусть так и будет! – молилась Сенда, добавив в конце: – Пусть мы останемся целыми и невредимыми, Господи! Невредимыми».
Принадлежащий Даниловым поезд стоял, готовый к отправке, на своей ветке далеко за пределами Выборгской стороны. Огромные белые облака пара поднимались вверх из-под колес локомотива, пассажирских и багажных вагонов, где их рвал на куски ветер и уносил далеко прочь. Внутри богато оборудованного главного вагона с роскошными панелями, покрытыми абажурами настенными канделябрами из золоченой бронзы и пышной обстановкой, в обитом малиновой парчой кресле беспокойно вертелся Вацлав Данилов. Перед ним на столике, покрытом кружевной скатертью, стояли серебряный самовар, лежали книги, безделушки, прибор для увлажнения сигар и большая хрустальная чаша с севрюжьей икрой, помещенная в блюдо со льдом.
Князь посмотрел сначала на икру, затем на увлажнитель. Ему не хотелось ни есть, ни курить. Поднявшись, он подошел к дальнему окну и прислонил к стеклу ладонь, чтобы затемнить свое собственное отражение. Ночь за окном на этой стороне поезда была такой же темной, спокойной и пустынной, как и на другой.
Князь сжал губы и щелкнул пальцами. Он был весь как на пружинах.
Княгиня Ирина намеренно не поднимала глаз с лежащей на коленях книги.
– Присядь, Вацлав, – мягко сказала она, переворачивая страницу. – Своей нервозностью ты не сможешь помочь ей скорее добраться сюда.
Князь удивленно посмотрел на нее.
– Ты знала? – хриплым голосом спросил он. – Все это время?
– Кого мы ждем? И почему? – Она бережно отметила место, на котором остановилась, тонкой бархатной лентой, которую использовала вместо закладки, и подняла на него глаза. – О ней, знала. И о других тоже. Это все знали. Почему же я должна быть исключением?
– Но… но ты никогда ничего не говорила.
– Я не могла тебя винить, – спокойно сказала княгиня, – зачем же мне было говорить тебе что-то? В конце концов, я не слишком привлекательная женщина. – Она взглянула на свои изуродованные артритом руки и вздохнула. – О них не скажешь, что это руки идеальной возлюбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175