И мне вновь подумалось, не являлся ли сэр Амброз с его герметическим текстом своеобразным связующим звеном между двумя этими обреченными на провал авантюрами: во-первых, гвианским путешествием Рэли, и во-вторых, интригами Фридриха в Богемии? На сей счет у меня не было сведений; но на днях, пролистывая экземпляр «Химической женитьбы», я заметил в нем нечто более интересное, чем год издания, поскольку и на полях его страниц, и на титульном листе были отпечатаны крошечные символы Меркурия, точные копии тех рисунков, что постоянно встречались мне на стенах в Лондоне.
Но вот наша карета достигла Бишопсгейта, где со скрипом открывшиеся ворота пропускали стаю гусей, ведомых на рынок на убой. Я опустил оконную занавеску и прикрыл глаза, но поскольку скрип кареты не давал мне уснуть, я осознал, что думаю о бесчисленных алхимических трудах, хранившихся в Понтифик-Холле наряду с хорошо оборудованной лабораторией, и о том, не был ли отец Алетии, ярый протестант, членом братства розенкрейцеров. Но в этот момент в мои мысли ворвалось ликующее гусиное гоготание — шумливый гомон созданий, не ведающих о той участи, что уготована им в ближайшем будущем.
— Голодны, сэр?
— М-м-м-м?… — Этот резкий окрик выдернул меня из дремоты, и несколько мгновений я испуганно приходил в себя, не в силах пошевелиться или отвечать.
— Мы будем останавливаться на обед, сэр?
Я потянулся и, смущенно моргая, выглянул в окно, чувствуя себя не в своей тарелке, как всегда, когда мне приходилось выезжать из города на природу. Равнинный пейзаж медленно уплывал вдаль вместе с полями и редкими посадками, полузатопленными водой. Завеса дождя все не ослабевала, и его крупные капли по-прежнему барабанили по кожаной крыше.
— Далеко ли еще до Кембриджа?
— Около часа, — ответил Крамп.
— Нет. — Я откинулся обратно на спинку сиденья. — Езжай дальше.
На самом деле до Кембриджа мы добирались два часа с лишним, но к тому времени дождь прекратился и ветер наконец разогнал тучи. Впечатляющий закат часом раньше окрасил бледно-розовой палитрой отару овец, бредущую по известняковой равнине. Влажный ветер взметнул мои волосы, когда я высунул голову в окно и заметил, что за нами на некотором расстоянии едет забрызганная грязью карета, запряженная четверкой лошадей; а за ней — всадник на какой-то понурой чалой лошади. Но в тот момент я не обратил на них особого внимания. По мере нашего приближения к Кембриджу на дороге появилось много разнообразных экипажей, всадников на лошадях, почтовых карет, направляющихся в Лондон или Колчестер. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Мы собирались переночевать в Кембридже и с рассветом отправиться дальше в Уэмбиш-парк. С этой целью он предложил постоялый двор под названием «Приют переплетчика», находившийся, по его словам, на берегу реки около колледжа Магдалины. Я охотно согласился. До сих пор Крамп проявлял себя как на редкость сведущий путешественник.
Но именно с этого момента наше путешествие превратилось в беспорядочное мытарство. Возможно, виновата была подступающая темнота, или усталость Крампа, или узкие улицы с рядами нависающих домов. А может, виноваты были нерадивые почтовые лошади, которые останавливались перед каждыми воротами или неосвещенным переулком и беспокойно закусывали удила. Но какова бы ни была причина, — самоуверенность, с которой Крамп пробирался через Эппинг-форест и преодолел более пятидесяти миль размытой после грозы дороги, сейчас, похоже, покинула его. И следующие три четверти часа мы плутали по узким улочкам — едва ли шире размаха рук, — минуя колледж за колледжем, постоялый двор за постоялым двором, кружа по собственным следам, прищуриваясь и вытягивая шеи, блуждали в темноте по мостовым и мостам, но нас вечно останавливали либо канавы либо тупики, и мы никак не могли доехать ни до колледжа Магдалины, ни до «Приюта переплетчика». Поэтому Крамп, не выдержав, предложил мне сесть рядом с ним на козлы: я буду высматривать гостиницу, а он — следить за дорогой.
Места на козлах было совсем мало, наши ноги едва разместились на подножке, и мы довольно долго сидели плечом к плечу, кружа по улицам. Он хранил молчание и напряженно вглядывался в бегущую впереди дорогу, а я, крутясь туда-сюда, высматривал вывески и в то же время присматривался к своему соседу. Здоровый как бык мужчина с бледными глазами, светлыми волосами и носом пьяницы, изрытым ямками, как померанец. Я встречал его прежде — теперь я убедился в этом, — но не мог вспомнить, где именно. Может быть, среди рабочих Понтифик-Холла, прикидывал я, или среди потягивающих кофе завсегдатаев «Золотого рога»?
На миг смутное воспоминание забрезжило и поднялось над горизонтом моей памяти, но тут карета въехала в какую-то колдобину и мне пришлось ухватиться за края сиденья, чтобы не вылететь на дорогу. В это мгновение я почувствовал вдруг, как что-то уткнулось мне в бок, посмотрел вниз — и увидел за поясом у Крампа рукоятку пистолета. Подняв глаза, я встревожился, увидев на его обветренном, прорезанном глубокими морщинами лице нечто новое — какой-то беспокойный, даже испуганный взгляд.
— Может, мы остановимся здесь? — спросил я, показывая на стоявшую поблизости гостиницу, чей нечищеный конный двор можно было учуять даже с такого расстояния. Мы уже дважды проезжали мимо этой вывески. — Выглядит вполне прилично. Какая разница? Все они одним миром мазаны, эти гостиницы.
— Держите-ка лучше рот закрытым, а глаза открытыми, — прорычал он, яростно работая челюстями и сильно тряхнув поводьями. — А то еще провороните то, что надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149