Они уже далеко позади оставили большой валун — в десяти — двадцати, а может быть, в тридцати ярдах, — когда безобидная лошадка всхрапнула на свой особый манер, как обычно всхрапывают от страха лошади, если вдруг чуят опасность. Животный инстинкт подсказал ей, что рядом враги.— Да это ж всадник, а не волк! — раздался позади них крик.Но Лилу успел крепко хлопнуть лошадку по бокам, она спружинила на всех четырех ногах, встряхнулась, опять всхрапнула и кинулась галопом как сумасшедшая вперед по тропе, вперед, не глядя, сквозь черноту ночи. Позади раздались один, два, три револьверных выстрела. До слуха мальчика донесся свист пуль, которые в темноте просвистели далеко от него, потом быстрый топот ног, которые, казалось, вот-вот настигнут их, шум-треск от падающего тела и вслед за этим проклятья и ругательства. Но мальчик ни разу не натянул вожжи и не пытался остановиться. Лошадка не глядя неслась вперед. Лилу словно прирос к седлу, забыв о страхе, не думая, что может найти ужасную смерть на дне каньона. Он думал лишь об угрозе, подстерегавшей почтовую карету, и о спасении Большого Билла, возницы этой кареты, которого любил отец Лилу, а остальные индейцы племени лилуэтов уважали.Теперь камни с шумом летели из-под копыт его лошадки, и раз-другой у мальчика перехватило дыхание, когда они круто огибали валун и отважное животное вот-вот могло потерять равновесие. Время от времени он слышал, как разбойники карабкаются по каменистой тропе, проходящей высоко над ним, которую он уже успел проехать. Дважды они выстрелили в него, но благодатная темнота спасла его. Они уже приближались к подножию горы, и лошадка начала тяжело дышать. И все-таки Лилу опять сжал ее намыленные бока, и она опять рванула вперед, но вскоре от страха и от изнеможения начала спотыкаться. Правда, тут же выправилась, но Лилу знал, что это первый признак скорого конца. Тогда он остановил ее.В этой безумной скачке Лилу прислушивался только к звукам за спиной и ни разу не догадался прислушаться к тому, что было впереди. И во время остановки, когда смолк цокот копыт и шум летящих камней, его слух уловил грохот колес, приближающихся к нему, мерное постукивание копыт шестерки лошадей и веселый свист богатыря-возницы, белого канадца, сопровождающего по Оленьей Тропе почту.Когда Лилу медленно приблизился к нему, возница его окликнул:— Кто идет? Эй, там впереди на дороге! Кто стрелял?— Скачите назад! — крикнул мальчик. — На дороге два грабителя. Они убьют вас. Они хотят золото.— Тпру! — закричал Большой Билл, останавливая шестерку лошадей. — Грабители, говоришь? Да тут никуда и не убежишь. Но, сдается мне, Большой Билл не хочет сегодня же отправляться на тот свет.— Да, да, скачите назад, — повторил мальчик.— Провалиться мне на месте, если это не ребенок! — воскликнул возница, когда Лилу подскакал к нему вплотную. — А его лошадка, вы только посмотрите, совсем загнали бедняжку. Вам пришлось здорово скакать, мальчуган? Что ж удивительного, когда сзади стреляют. Я и сам не прочь пострелять. Я никогда не везу «золотую» почту без этих двух дружков, — похлопал он по револьверам, заткнутым за широкий пояс. — Но ежели эти голубчики там, наверху, первыми попадут в меня, то, боюсь, не останется ничего, только мертвый возница и никакого золота для ребят с приисков. Нечего будет класть в банк. Да, а как тебя зовут, милый?— Меня? Лилу, — ответил маленький индеец. — Мой отец — вождь лилуэтов, Оленья Рубашка.— Ха! — обрадовался Большой Билл. — Сын Оленьей Рубашки, подумать только! Тогда все в порядке, Оленья Рубашка — человек честный, во всем «белый», кроме цвета кожи. Влезай сюда, садись рядом. Пусть твоя бедная лошадка отдохнет. Эту колымагу придется завернуть назад. Ничего, переспим сегодня у Пита. Но скажи-ка, как же тебе удалось удрать от этих жуликов и от их пуль? Ума не приложу.Но только позднее, когда Лилу уже в безопасности сидел рядом с Большим Биллом, он рассказал, как ему удалось перехитрить негодяев. Большой Билл почувствовал такую гордость, словно Лилу был его родным сыном.— Вся Оленья Тропа от конца до конца узнает, что случилось, — пообещал он. — Все узнают, как ты спас меня и самородки — золото искателей.— Это не я спас, — замотал головой Лилу. — Это не я, это мой большой брат — Волк. Он научил меня, как надо выть. Он ответил мне, когда я говорил с ним на его языке.Судя по всему, именно эти слова богатырь-возница пересказывал всем тут и там, потому что на следующий большой потлатч — праздник, который устроили лилуэты — Лилу был награжден вторым именем, какое он заслужил, — Брат Волка. ПОТЛАТЧ «Потлатч» на языке чинук означает «дар». У индейцев Британской Колумбии так обычно называют большой праздник; его устраивает для многочисленных гостей вождь племени, которому выпала особенная удача в охоте или рыбной ловле. В течение нескольких дней, а иногда и недель, он развлекает своих гостей, дарит им одеяла и даже деньги. Это один из законов чести у индейцев: кто обрел богатство, делится с менее удачливыми. Деньги — обычно это десятидолларовая банкнота — вручаются любому: мужчине, женщине, ребенку — кто особенно отличится в танцах своего племени или исполнит свой собственный оригинальный танец перед хозяином потлатча.Маленький Та-ла-пус сидел на вершине скалы, возвышающейся на берегу в крайней точке земель его отца. Под ногами его бились волны пролива Джорджия. Он видел, как вдали сквозь туман над солеными водами Тихого океана, словно из Большой земли, поднимается солнце. Ему рассказывали, что земля эта простирается на восток на тысячи миль до другого океана — Атлантического, омывающего дальний берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53