Инна с размаху врезала ей по лицу.
– Не смей такое говорить! Что ты можешь знать, дурочка?!
Девчушка обратила на нее свои глазки, маленькие глазки, в которых читался только один вопрос: за что, госпожа? в чем я провинилась? Сказала едва слышно:
– Но ведь его и правда нет…
Инна схватила ее за шею:
– Неправда! Не смей так говорить! Выход есть! Слышишь меня – выход всегда есть!
Она затрясла несчастную со всей силой. Ей вдруг овладело какое-то исступление – и она терзала свою жертву немилосердно, душила ее, как одержимая. Нет, повторяла про себя, не может быть. Не может быть, не для того я перенесла столько страданий, вытерпела столько мучений, чтобы теперь эта девчонка, эта невзрачная сопливая малявка сказала мне, что никакого выхода нет. Да кто она такая, в конце концов? Та даже не пыталась сопротивляться, как-то отбиваться – терпеливо сносила все, сквозь слезы и частые вдохи говоря с трудом, так что еле-еле можно было разобрать:
– Принцесса, я… хотела бы помочь… правда, с удовольствием, поверьте!.. Но я не могу… не имею права вас обманывать… Если его нет, то я же не могу… Лучше горькая правда… чем сладкая ложь… так мне всегда говорили…
Инна почти не слушала. У самой тряслись руки, пальцы, но она не отпускала служанку. Та уже не говорила ничего, только судорожно хлопала ртом и плакала почти беззвучно – а она все не прекращала. Да кто ты такая, кричала мысленно, да как ты смеешь, да что ты знаешь?! Ты, может быть, вообразила, что я из-за денег сюда пришла? Из-за десяти тысяч? Да на хрен мне нужны эти десять тысяч! В гробу я их видала, гореть им вместе со мной в аду синим пламенем! Да я же не для себя, идиотка! Пойми, не для себя – для одного человека, ему же не жить иначе, ты только пойми, попробуй понять своим жалким умишком! Так как же ты, ничтожная, говоришь мне, что никакого выхода нет?! Как ты смеешь такое говорить?! Как? а, как?!
Вдруг поняла, что уже произносит это вслух. Содрогнулась, разжала руки, поднесла их к лицу, отодвинулась от жертвы. Та медленно съехала на пол и замерла так, будто просто присела – глаза, расширившиеся до невозможности, едва не вылазящие из орбит, уставились на Инну. Нет, не может такого быть… Она ведь, конечно, жива? Ну не может быть, чтобы не была жива! Не может быть, чтобы я сейчас… своими руками… ее… убила…
Инна села рядом с девчушкой. Осторожно, с опаской коснулась ее лица, повернула к себе. Та не шелохнулась, глядела все так же отстраненно. Нет, не может быть… Она должна быть жива! Агрессия ушла как не бывало и сменилась неожиданной, почти материнской нежностью. Инна гладила ее лицо, ее побелевшие округлые щечки; провела рукой по растрепавшимся, вздыбившимся коротким волосам. Нет! – едва не закричала. Не умирай! пожалуйста!
– Пожалуйста… – негромко повторила вслух. – Ну пожалуйста…
Девчушка чуть вздрогнула, шевельнулась. Инна всплеснула руками: какое счастье! Та захлопала веками, будто все еще рыдала, только слезы не были видны. Сглотнула несколько раз – и сильно закашлялась. Инна провела рукой по ее спине; произнесла, сама едва не плача:
– Ну вот, что ж такое… господи боже… Извини меня, пожалуйста, ради бога…
Служанка откашлялась, перевела на свою мучительницу взгляд – в нем было странное сочетание озлобленности с жалостью. Прошептала одними губами:
– Уйди… – Инна прислушалась, и разобрала еще: – Ты чужая…
Она оторопела. Я – чужая? Так значит, это не место такое ненормальное, безумное, неподходящее для обычных людей, стремящихся к обычному счастью? Значит, это на самом деле я – чужая? Замечательно! Она отпрянула; девчушка смотрела на нее, как на врага человеческого рода. Инна попятилась, подхватила "дипломат" и пистолет. Повторила сама себе зловеще: я – чужая! Кинулась прочь, побежала по лестнице со всех ног, не обращая внимания на стреляющую боль в левой руке. Через несколько ступенек споткнулась, тотчас выпустила чемодан; сама едва не загремела, но успела прижаться к стене. Подхватилась тут же, подобрала "дипломат" – и, не помня себя, понеслась вниз. Сердце тарахтело, как работающий вразнос двигатель. Инна летела, иногда перескакивая через ступеньку; поминутно спотыкалась, путалась в неудобной для таких пробежек одежде, чуть не падала – но не сбавляла скорость. Куда бежишь? – спросила сама себя? От кого бежишь? От себя ведь не убежишь… Но она продолжала мчаться вниз по лестнице; в голове отстукивал свихнувшийся ритм: ты – чужая! ты – чужая!
Позади осталась уже чертова уйма этажей и как минимум еще пара таких же белых дверей, отходящих в сторону. Инна пропускала их – бежала дальше. Эта лестница должна куда-нибудь привести, думала она. Если вверху она нашла деньги, то внизу наверняка тоже что-нибудь найдет.
Скоро уже смогла убедиться в этом собственными глазами. Длиннющая лестница наконец закончилась, упершись в площадку с дверью. Ну да, конечно! Точно такая же дверь, только номер другой: "1574". Вот только, подумала, ключей у меня с собой опять нет… Неужели это меня остановит? Ну черт возьми: если я чужая, если мне не место здесь – так помогите же мне отсюда выбраться!
Дверь подалась под слабым толчком – так же, как и наверху. Инна вздохнула с облегчением: все просто. Ключей нет, но они оказывается и не нужны – вот и прекрасно! Новый путь дохнУл на нее холодом, она даже поежилась. Что там впереди? Ну вот, опять коридор… На этот раз – серый, снова металлический, хорошо освещенный, только уж очень узкий: если кто будет идти навстречу, можно и не разминуться. Но это все не важно, это все такие мелочи…
Скоро Инна миновала первый поворот, а затем и развилку. Она не задумывалась особенно, куда идти – выбирала путь наугад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42