Силы должны вернуться, думала, они обязательно вернутся, они уже потихоньку возвращаются… Потом бы еще чего-нибудь поесть. Лучше не мясо, а что-то полегче.
Хотя, позже можно будет и мясо тоже. Чем бы оно там ни было, пусть даже кошатина… вот только бы в самом деле не человечина.
Ну, вот и чердак. Окон здесь не было, но благодаря провалу в крыше оказалось достаточно светло. Кругом валялись брошенные кем-то вещи: опять всякие узлы и ножки стульев, битая посуда, одежда… Нет, Инна конечно хотела переодеться, но все-таки во что-нибудь более чистое, чем у нее, а не наоборот!
– Кхе-кхе! – закашлялась она: при их появлении пыль взметнулась в воздух тучей, защищая свои владения от непрошеных гостей.
– Ничего, сейчас осядет, – сказал Славик, но и сам негромко кашлянул.
Пианино стояло за провалом, у передней стены. Черное, с виду древнее-древнее, чуть покосившееся на правый бок. Получится ли у нее вообще сыграть хоть что-нибудь на такой развалине? Небось, сейчас только опозорится и тем дело кончится. Надо было все-таки отказываться более решительно, теперь уже поздно давать задний ход.
Славик пододвинул к инструменту предположительно прочный деревянный ящик:
– Располагайтесь, маэстро!
– Какая там маэстро… Хорошо, если я из него хоть какой-то звук извлеку.
– Ну!.. Скромность, конечно, украшает мастера, но не до такой же степени!
Инна повела головой: не любила пустые комплименты, но отвечать ничего не стала. Села на ящик – вроде не проваливается – и подняла крышку. Ну, по крайней мере все клавиши на месте, и то хорошо. Она вытянула руки, распрямила пальцы и пробежалась по клавиатуре – проверить звучание. Тут же вскрикнула от боли: черт! Совсем забыла про безымянный палец!
– Что такое, Инка?
– Да ноготь сорвала, больно.
– Так что – концерт отменяется?
– Нет, – сказала она, хотя еще минуту назад ответ был бы – да.
Может, снова замотать этот палец платком? Поискала его в сумочке: куда же он запропастился? Пистолет, который ей сроду не понадобится – вот он. А платка-то и нет… Ладно, фиг с ним, все равно так было бы не очень удобно. Лучше я попробую обойтись без этого пальца, буду играть что-нибудь попроще, вот и все…
Инна выдала полную гамму, автоматически запоминая звучание каждого тона. Две клавиши были совсем мертвы, но они располагались по краям, и без них, в общем-то, можно как-нибудь обойтись. Еще несколько откровенно фальшивили. Она повернулась:
– Славик, его когда в последний раз настраивали? Звук ведь просто ужасный!
– Ну извини – какой уж есть. А ты сама не можешь?
– Уже почти не помню, как это делается.
– Ну ничего. Инка, ты не волнуйся – у меня все равно медведь на ухе топтался, я разницы не почувствую.
– Так на хрена тебе вообще этот концерт?! – выкрикнула она с обидой.
Он подошел ближе, взял ее за плечи:
– Ну вот, уже расстроилась… Ничего, Инка-Паутинка, все будет хорошо. Ты играй, пожалуйста!
Что-то было такое в его голосе – будто если она сейчас не сыграет, он тут же упадет и умрет на месте. Она постаралась расслабиться.
Спокойно, девочка, и в самом деле ничего страшного. Славик отпустил ее, отошел в сторону и застыл неподвижно.
– Ты только молчи, – сказала Инна.
– Хорошо.
Она взяла на пробу несколько аккордов. Черт, кошмарно, все должно быть совсем не так! А на этой октаве? Вот тут вроде ничего, терпимо. И здесь тоже… Она заиграла "Аве Марию" Баха-Гуно, простую и спокойную мелодию. Сейчас лучше всего было бы успокоиться, эта музыка как раз подойдет… Местами фальшивые тона резали слух – Инна постаралась их избежать, начала импровизировать, искать собственную трактовку. Тема все дальше уходила от оригинала – она уже почти не замечала этого, она была там, внутри, наедине с музыкой, чувствуя себя с ней одним целым.
Все вдруг оказалось где-то бесконечно далеко – и огромное синее подземелье, и брошенный деревенский дом, и проваленный пыльный чердак… Даже пианино – и оно было далеко, она почти не видела и не ощущала его, мелодия текла в голове, а руки стали не более чем инструментом для извлечения звука…
Инна не знала, сколько прошло времени, когда она сыграла последний аккорд. В ее финале, кажется, не было почти ничего от Баха и Гуно – она не смогла бы сказать это с уверенностью, она даже не была уверена, что сумела бы повторить еще раз то же самое. Поврежденный палец болел – похоже, во время игры она забыла о нем и о своем намерении не пользоваться им. Но сейчас это казалось несущественной мелочью. Инна повернулась и поглядела на Славика: тот замер с открытым ртом, уставившись на нее.
– Ну что? – спросила. – Неважно, наверное?
Он молчал.
– Ну скажи хоть что-нибудь! Что, настолько плохо?!
– Инна, я… Не знаю, не хочу говорить банальности… – он как будто позабывал слова, выговаривал их неуверенно, сбивчиво. – Но это великолепно… Могу я надеяться…
– Слушай, прекрати этот высокопарный тон! – крикнула она.
– Извини. Как скажешь, – было странно видеть этого крупного, крепкого мужчину в такой преклоненной позе. – Но ты правда здорово играешь. Инка, а давай что-нибудь из своего?
– Да ну… не стоит оно того.
– Пожалуйста! Ну очень хочу послушать.
– Нет, свое я играю, только когда остаюсь дома одна, у себя в комнате…
– Так ты и эту как-то совсем по-своему играла.
– А кому-то здесь медведь на ухо наступил… – сказала она и вдруг рассмеялась.
– Так то когда было! Тот медведь давным-давно убежал, только его и видели. Инка, ну сыграй! Давай, повеселее что-нибудь.
– Повеселее, говоришь? – она игриво взмахнула пальцами.
– Ну не все ж тоску нагонять.
– Ладно!
Инна снова прикоснулась к клавишам, выбрав на этот раз более высокую тональность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42