А вмажут — и ничего, рулят.
Илья Константинович обнаружил вдруг, что раскачивается в такт заунывным песнопениям летчика. Он встряхнулся и принялся смотреть в иллюминатор, хотя что там было смотреть, горы — они и есть горы.
В то самое время, когда Русской пытался уверить себя, что все идет нормально, директор гостиницы «Приют Юэ Фэя» пытался вырваться из цепких лап коренастого мужчины, который что-то требовательно спрашивал у него на иностранном незнакомом языке. Напарник душителя — высокий и худой мужчина в серой куртке и в джинсах — скучающе разглядывал кабинет директора. Взгляд его остановился на статуэтке, изображающей трех обезьянок. Одна обезьянка закрывала глаза, вторая затыкала уши, третья прикрывала ладошкой рот.
— Кончай, братила, — равнодушно сказал он, беря в руки скульптурную группку. — Если тебя по-арабски допрашивать, ты тоже ничего не скажешь, даже если тебя до смерти замучают. Ни хрена он не скажет, потому что по-русски не говорит.
Но он ошибся. Китаец действительно не говорил по-русски, но обладал здравым смыслом. Поэтому, едва цепкие пальцы коренастого отпустили его горло и директор гостиницы обрел возможность соображать, он сразу догадался, что незваные гости ищут постояльца, выписавшегося накануне;
Во-первых, постоялец был иностранцем, во-вторых — бизнесменом, а в третьих, кого еще могли искать двое иностранцев, о которых со вчерашнего дня говорил весь город? Поэтому директор гостиницы взял лист бумаги, тщательно вывел на нем иероглифы, изображающие название Лхасы, и нарисовал самолет, летящий над вершинами Тибета, а чтобы никаких сомнений у иностранцев не оставалось, он английскими глупыми буквами написал на горах название — TIBET. И чуть пониже известными ему русскими — ЛХАСА.
Некоторые трудности у директора гостиницы вызвало имя проводника Го Мо Сека, который сопровождал проклятого иностранца. Но обладая художественными способностями и в совершенстве владея иероглифическим письмом, директор гостиницы успешно справился и с этой задачей.
Глава 6
Долгое и опасное путешествие подходило к концу. Даже тибетская длиннохвостая лошадь по кличке Киммана устала показывать свой норов и не пыталась сбросить Русского. Обычно она разбегалась коротким карьером и останавливалась как вкопанная, а Илья Константинович летел через ее голову на камни, рискуя сломать себе шею. Лошадка была маленькой и лохматой, от этого Илье Константиновичу казалось, что он едет на ишаке. Был у него такой опыт в Самарканде. Помнится, зрители вволю повеселились, глядя на наездника. Тогда Русской не обиделся лишь потому, что был здорово пьян, как, впрочем, были пьяны и зрители.
Уже полчаса они ехали по долине, поражающей Илью Константиновича зеленью. Пряно пахло рододендронами. В воздухе парили квадратные крылатые змеи, и все чаще на дороге начали попадаться встречные, одетые столь живописно, что Илья Константинович вновь вспомнил Среднюю Азию. В то же время Илья Константинович обратил внимание, что многие жители Лхасы при виде его и Го Мо Сека высовывали языки, словно дразнили кого-то из них. Русской не реагировал на их обидные действия, но его удивляло, что Го Мо Сек ответно показывает лхасцам язык. Удивительно, но лхасцы тоже не обижались, а радостно улыбались, словно китаец показывал им не язык, а по крайней мере фотографию родственников.
— А ты почему не отвечаешь на приветствия? — удивленно спросил по-английски проводник. — Нехорошо. Люди обижаются.
Из состоявшегося разговора выяснилось, что демонстративные показы друг другу языков означают у тибетцев приветствие, равнозначное распространенному среди европейцев поднятию шляпы или российскому помахиванию рукой. Русской удивился, но особой неловкости не испытал. Мало ли какие обычаи бывают у народов, знать и соблюдать каждый из них никто на земле не сумеет!
Однако в дальнейшем Илья Константинович в ответ на высунутый язык приветливо демонстрировал свой, хотя и продолжал при этом чувствовать себя ужасно глупо, «Хорошо, что они друг другу только языки демонстрируют, — успокаивал он себя. — Было бы хуже, доведись мне расхаживать по всему городу с постоянно расстегнутой ширинкой!»
За ознакомительным рассказом Го Мо Сека Русской даже не заметил, как они вышли на ровную зеленую равнину. Между деревьями сверкала вода — горные ручьи несли свои чистые воду в реку Цанг По. С севера и юга равнину окружали цепи гор, отделявших долину Лхасы от всего мира. На склонах располагались многочисленные монастыри и селения. На западе вырисовывались зубцы стен Потала и храма Чагбо-ри. Между ними видны были Западные Ворота.
На зеленой траве равнины играли в волан девушки и молодые женщины. Волан представлял собой кусочек дерева, в верхнюю часть которого были вставлены птичьи перья. Волан можно было бить. только ногами. Женщины, для удобства придерживая юбки на некоторой высоте, били по волану ногами. Некоторые могли продержать волан в воздухе несколько минут, прежде чем наносили удар в сторону соперницы.
У игроков в волан было много болельщиков из числа местных монахов, которые взрывались восторженными криками при каждом удачном ударе. Илья Константинович Русской заметил, однако, что крики восторга были тем громче, чем выше задиралась юбка.
Монахи были одеты в разноцветные одежды: желтые, ярко-красные, фиолетовые, зеленые и голубые. Многие были в рыжих одеждах, присущих рядовым монахам. Монахи Потала выглядели в своих золотых и вишневых одеяниях более богато.
Послушники были в белом, а монахи-полицейские довольствовались каштановым одеянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61