Он рассказал ей об этом совсем не потому, что нуждается в ее сочувствии; Сара подумала, осознает ли он, что все сильнее сжимает ее запястье.
— Теперь ты поняла, почему я так разозлился, когда узнал, что ты днем куда-то ушла, — тихо сказал он. — Хотя у нас с тобой совсем другие отношения. Ведь моя мать не хотела выходить замуж за моего отца.
Сара приоткрыла рот от удивления.
— Да, но… я хочу сказать… вы не правы. Ведь ваша мать жила здесь.
Вы сами говорили.
— Не по своей воле, поверь мне. Когда ее отец узнал, что она беременна, он выставил ее. Мой отец устроил ее жить в деревне, пока я не родился. Понимаешь, она была совсем беспомощной. У нее не было денег, не было родственников, которые могли бы ей помочь. Отец содержал ее и меня, пока не умерла Аделаида. Потом он привез нас в Равенс-Милл.
— Понятно. — Сара закусила нижнюю губу. — А… а когда она умерла?
Майкл сжал губы.
— Меня посылали в разные интернаты, пока мне не исполнилось восемнадцать. Потом, как я уже говорил, отец отправил меня в университет в Коимбру.
— А… а Адам?
Он вдруг заметил, что больно сжимает ее руку, ослабил пальцы, и она выдернула ее и стала растирать онемевшее запястье.
— Адам? — Он вздохнул. — Мы с Адамом были очень близки. Вопреки распрям, которые бытуют между полукровными братьями в романах, у нас были отличные отношения. Он переживал не меньше, чем я, когда меня отправили в Португалию.
— Он… он был старше, — робко вставила она, и Майкл кивнул.
— Да, на пять лет. Но в чем-то я всегда чувствовал себя старшим. Наверное, дело в моих цыганских корнях. Однако у меня в крови всего намешано: на четверть португалец, на четверть корнуоллец и наполовину цыган. Многовато для любого младенца!
Сара почувствовала, как от его слов заливается румянцем. Он как будто читал ее мысли — весьма опасные мысли. Она сжала губы.
— Можно мне пойти к себе? — спросила она и увидела, что он раздраженно смотрит на нее своими темно-желтыми глазами.
— Это все, что ты можешь сказать? — спросил он. — Значит, тебя это не касается? Может, если бы ты думала, что можешь забеременеть, ты бы отнеслась к этому по-другому?
— Это… это маловероятно, — сказала она, прерывисто дыша. — То есть…
— Такое с любой женщиной может случиться.
— Ну что же, в этом нет ничего плохого…
— Я тоже так думаю. — Он пристально смотрел на нее. — Тем более что я бы никогда не бросил своего ребенка.
— Как… как это сделал ваш отец? — У Сары пересохло во рту. — Но ведь он… заплатил за ваше образование.
— И ты полагаешь, этого достаточно? Заплатить за образование ребенка, и все? А его чувства? Его переживания? А его потребность быть кому-то нужным в этом жестоком, примитивном мире, который мы сами сделали таким? Сара опустила голову.
— Что вы хотите сказать? Что я в этом вопросе не имею права голоса? Что… что вы сами без моей помощи воспитали бы этого… этого гипотетического ребенка?
— Нет. — Он схватил ее за подбородок и приподнял его так, чтобы она смотрела ему в глаза. — Я хочу сказать, что, если бы ты забеременела, я бы не сомневался. Я бы на тебе женился. Мой ребенок никогда не будет ублюдком. Теперь понятно?
Сара пыталась высвободиться, но безуспешно.
— Вы слишком самоуверенны. — Голос ее дрожал. Она облизнула губы. — А что, если женщина, которую вы выбрали, откажется выйти за вас замуж? Бывает, женщины одни воспитывают детей.
— Я ее заставлю, — сказал он просто. — Так или иначе.
И она знала, что он так и сделает.
Глава 6
Кабинет Адама Трегоуэра выходил окнами на Атлантический океан. За запущенным садом в обрамлении скал виднелся вспененный прибоем океан и пустынное побережье, которое с приходом весны и появлением первой робкой зелени уже не казалось таким безжизненным.
Сара сидела за столом, где Адам, наверное, занимался хозяйственными делами, и смотрела в окно, тщетно ожидая вдохновения. Вот уже несколько дней у нее на столе лежит рукопись, томясь в ожидании, словно девственница, подумала Сара, усмехнувшись нарочитости метафоры, но она так и не написала ни одного слова и не отредактировала ни единой строчки. В голове у нее не было никаких мыслей о повести, и она никак не могла сосредоточиться: любой звук, умноженный ее взвинченным состоянием, заставляют ее оборачиваться и с завистью смотреть на закрытую дверь тюрьмы, в которую она сама себя заточила. Ей пришлось отказаться от своих планов за неделю закончить вчерне рукопись, и оставалось лишь надеяться, что Майкл не догадается о ее желании быть с ним.
После того разговора в библиотеке она его почти не видела. В тот же день, за ужином, она намекнула, что ей нужно место для работы, и, как и предполагала миссис Пенуорти, Майкл предложил ей кабинет. Потом они встречались только во время еды, да и то не всегда. В таких случаях миссис Пенуорти передавала его извинения, сопровождая их сплетнями, слушать которые Саре было невмоготу.
— По-моему, он поехал на конюшни беговых лошадей, — сказала как-то миссис Пенуорти. — Говорят, миссис Мортон, хозяйка конюшен, — давнишняя подруга господина Трегоуэра. Говорят, она знала его еще задолго до замужества.
А вечером во время ужина:
— Господин Трегоуэр просил вам передать, что он сегодня ужинает у Гвитианов. Доктор Гвитиан — наш местный врач, а его дочери-двойняшки, говорят, приехали погостить домой из университета.
Конечно, миссис Пенуорти рассказывает ей о времяпрепровождении господина Трегоуэра из лучших побуждений, говорила себе Сара, пытаясь быть великодушной, но тем не менее это отнюдь не помогало ей сосредоточиться. Хорошо, конечно, делать вид, что между ней и Майклом ничего не было и нет, но она не могла избавиться от неприятного чувства, когда слышала о его отношениях с другими женщинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47