ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
А кроме того, начались приступы депрессии. Это было еще хуже, чем головные боли. Даже когда она принимала очередную дозу, что-то могло расстроить ее настолько, что она уходила в другую комнату и рыдала. Обычно это случалось в одном из ночных клубов, где выступали чернокожие певцы. Публика громко аплодировала, как бы плохо он или она ни пели. Часто зрители бросали на сцену деньги и цветы, свистели, требовали повторения.
Естественно, певцы были довольны, но Гарден было больно смотреть, как мужчина или женщина бегали по сцене, поднимали деньги, кланялись и улыбались. Это выглядело недостойно. Неужели они не понимают, что точно так же толпа бросала бы орехи обезьянке или печенье дающей представление собаке? Неужели не слышат обидных слов о дикарях и черномазых? Неужели все окружающие – ее муж, их друзья, – все они не понимают, что черные такие же люди, как они, а вовсе не какие-то экзотические животные?
Она попробовала заставить Ская прекратить это, но он заявил, что она вопит только потому, что считает, будто все негры должны по-прежнему оставаться рабами и принадлежать ее драгоценному чарлстонскому семейству. Он так ничего и не понял. Да и она, по правде говоря, не понимала, почему это все ее так расстраивало. Это же ее совсем не касается. Ей надо заниматься своими делами, веселиться, быть интересной, привлекательной, желанной.
Она покупала новые платья, пальто, белье. Старое уже не годилось. Все стало слишком велико. Она купила яркие румяна и стала красить ногти ярко-красным лаком, под цвет губной помады, которую накладывала щедрой рукой.
Однажды в начале февраля, когда она выходила из «Эрме», какой-то мужчина снял шляпу и поклонился ей. В его пальто с развевающейся на холодном ветру пелериной было что-то знакомое.
– Здравствуйте, – сказала Гарден. – Я знаю, что мы знакомы, но не могу вспомнить…
– Френсис Фабер, – сказал он. – Мы вместе плыли на «Франции».
– Ну конечно! – воскликнула Гарден. Она чувствовала себя в этот момент прекрасно. – Я помню вас. Скажите, доктор Фабер, вы все так же хорошо целуетесь?
Фабер поморщился:
– Я вас оскорбил. Я не хотел этого и надеялся, что вы забудете.
– Ни на минуту. Я с удовольствием храню это воспоминание. Но здесь так холодно, а моя машина стоит рядом. Вас подвезти?
– Я иду к себе в гостиницу. Здесь всего два шага.
– Садитесь. Сегодня слишком холодно для прогулок. В машине Гарден взяла Фабера под руку:
– Я так рада видеть вас, доктор. Вы как раз тот человек, который может объяснить, как следует поступить даме, когда ее муж заводит любовницу и приводит ее к себе в дом. Почему бы вам не предложить мне выпить и не объяснить, что это самая обыкновенная вещь на свете?
– Но, миссис Харрис, я не знаю, что и сказать. – Фабер был донельзя смущен.
– Но вы должны, доктор. Вы же врач! Почему бы вам не сказать мне, что жене не стоит волноваться, что ей лучше всего развлекаться таким же образом и что это тоже самая обыкновенная вещь на свете?
Фабер посмотрел на нее оценивающим взглядом. Его смущение прошло.
Машина остановилась перед его отелем.
– Не хотите ли зайти, миссис Харрис? Выпить чего-нибудь?
– Зовите меня просто Гарден. Я скажу шоферу, чтобы не ждал?
– Да, пожалуйста.
Фабер пробыл в Париже три недели. Он вместе с группой американцев перебирался с места на место в поисках удовольствий и с горящими глазами смотрел, как танцует Гарден. В постели она оказалась еще лучше, чем он предполагал. Он едва удерживался, чтобы не схватить ее в объятия при всех. На вечеринке по случаю третьей годовщины их свадьбы он так ревновал к Скаю, небрежно обнявшему жену за талию, что выскочил из комнаты. Гарден бросилась за ним, отвела в бальный зал – студию и отдалась ему на возвышении, где обычно позировали натурщицы.
Когда Фабер уехал из Парижа, она продолжала использовать возвышение вместо дивана, но уже с одним из художников Вики.
Потом с другим.
Третьему она позировала обнаженной, в одних драгоценностях, а портрет послала Феликсу. Алекса ворвалась к Гарден, когда та завтракала.
– Черт побери, Гарден, что ты вытворяешь?
– Я делаю только то, что ты сделала мне, – холодно ответила Гарден. – Надеюсь, ты не обиделась?
– Ты больна. И к тому же глупа. Феликс никогда не бросит меня ради какой-то наркоманки вроде тебя.
В тот вечер Гарден одевалась с улыбкой на лице. В ванну, приготовленную Коринной, она добавила побольше ароматного масла, а потом натерла им руки и ноги.
– Никаких чулок, – сказала она горничной. Коринна надела на нее новое платье. Это был водопад серебряной бахромы, три сверкающих слоя – от груди до колен. Коринна прикрепила полоски бриллиантов, которые Гарден заказала вместо первоначальных лямок.
– Вы свободны, – сказала Гарден.
Как только Коринна ушла, она достала соломинку и коробочку с пудрой, которую Вики всегда держала для нее наполненной кокаином. Когда наркотик подействовал, она стащила платье через голову и сняла белье, освободив грудь. Потом снова надела платье.
Духи, пудра, помада, бриллиантовая диадема на голове, бриллиантовые браслеты и кольца и бриллиантовое ожерелье, завязанное на ноге выше колена. Она готова. Гарден надела серебряные туфельки, завернулась в накидку из серебряной парчи и взяла сумочку. Она была сделана из серебряного бисера и вся сверкала. Гарден поплотнее запахнула накидку, чтобы широкая полоса меха белой лисы обрамляла ее лицо и ласкала щеки.
– Желаю тебе хорошо повеселиться, Белоснежка, – сказала она своему отражению в зеркале. Отражение засмеялось вместе с ней. Жизнь была восхитительно забавна.
Она казалась серебряным вихрем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
Естественно, певцы были довольны, но Гарден было больно смотреть, как мужчина или женщина бегали по сцене, поднимали деньги, кланялись и улыбались. Это выглядело недостойно. Неужели они не понимают, что точно так же толпа бросала бы орехи обезьянке или печенье дающей представление собаке? Неужели не слышат обидных слов о дикарях и черномазых? Неужели все окружающие – ее муж, их друзья, – все они не понимают, что черные такие же люди, как они, а вовсе не какие-то экзотические животные?
Она попробовала заставить Ская прекратить это, но он заявил, что она вопит только потому, что считает, будто все негры должны по-прежнему оставаться рабами и принадлежать ее драгоценному чарлстонскому семейству. Он так ничего и не понял. Да и она, по правде говоря, не понимала, почему это все ее так расстраивало. Это же ее совсем не касается. Ей надо заниматься своими делами, веселиться, быть интересной, привлекательной, желанной.
Она покупала новые платья, пальто, белье. Старое уже не годилось. Все стало слишком велико. Она купила яркие румяна и стала красить ногти ярко-красным лаком, под цвет губной помады, которую накладывала щедрой рукой.
Однажды в начале февраля, когда она выходила из «Эрме», какой-то мужчина снял шляпу и поклонился ей. В его пальто с развевающейся на холодном ветру пелериной было что-то знакомое.
– Здравствуйте, – сказала Гарден. – Я знаю, что мы знакомы, но не могу вспомнить…
– Френсис Фабер, – сказал он. – Мы вместе плыли на «Франции».
– Ну конечно! – воскликнула Гарден. Она чувствовала себя в этот момент прекрасно. – Я помню вас. Скажите, доктор Фабер, вы все так же хорошо целуетесь?
Фабер поморщился:
– Я вас оскорбил. Я не хотел этого и надеялся, что вы забудете.
– Ни на минуту. Я с удовольствием храню это воспоминание. Но здесь так холодно, а моя машина стоит рядом. Вас подвезти?
– Я иду к себе в гостиницу. Здесь всего два шага.
– Садитесь. Сегодня слишком холодно для прогулок. В машине Гарден взяла Фабера под руку:
– Я так рада видеть вас, доктор. Вы как раз тот человек, который может объяснить, как следует поступить даме, когда ее муж заводит любовницу и приводит ее к себе в дом. Почему бы вам не предложить мне выпить и не объяснить, что это самая обыкновенная вещь на свете?
– Но, миссис Харрис, я не знаю, что и сказать. – Фабер был донельзя смущен.
– Но вы должны, доктор. Вы же врач! Почему бы вам не сказать мне, что жене не стоит волноваться, что ей лучше всего развлекаться таким же образом и что это тоже самая обыкновенная вещь на свете?
Фабер посмотрел на нее оценивающим взглядом. Его смущение прошло.
Машина остановилась перед его отелем.
– Не хотите ли зайти, миссис Харрис? Выпить чего-нибудь?
– Зовите меня просто Гарден. Я скажу шоферу, чтобы не ждал?
– Да, пожалуйста.
Фабер пробыл в Париже три недели. Он вместе с группой американцев перебирался с места на место в поисках удовольствий и с горящими глазами смотрел, как танцует Гарден. В постели она оказалась еще лучше, чем он предполагал. Он едва удерживался, чтобы не схватить ее в объятия при всех. На вечеринке по случаю третьей годовщины их свадьбы он так ревновал к Скаю, небрежно обнявшему жену за талию, что выскочил из комнаты. Гарден бросилась за ним, отвела в бальный зал – студию и отдалась ему на возвышении, где обычно позировали натурщицы.
Когда Фабер уехал из Парижа, она продолжала использовать возвышение вместо дивана, но уже с одним из художников Вики.
Потом с другим.
Третьему она позировала обнаженной, в одних драгоценностях, а портрет послала Феликсу. Алекса ворвалась к Гарден, когда та завтракала.
– Черт побери, Гарден, что ты вытворяешь?
– Я делаю только то, что ты сделала мне, – холодно ответила Гарден. – Надеюсь, ты не обиделась?
– Ты больна. И к тому же глупа. Феликс никогда не бросит меня ради какой-то наркоманки вроде тебя.
В тот вечер Гарден одевалась с улыбкой на лице. В ванну, приготовленную Коринной, она добавила побольше ароматного масла, а потом натерла им руки и ноги.
– Никаких чулок, – сказала она горничной. Коринна надела на нее новое платье. Это был водопад серебряной бахромы, три сверкающих слоя – от груди до колен. Коринна прикрепила полоски бриллиантов, которые Гарден заказала вместо первоначальных лямок.
– Вы свободны, – сказала Гарден.
Как только Коринна ушла, она достала соломинку и коробочку с пудрой, которую Вики всегда держала для нее наполненной кокаином. Когда наркотик подействовал, она стащила платье через голову и сняла белье, освободив грудь. Потом снова надела платье.
Духи, пудра, помада, бриллиантовая диадема на голове, бриллиантовые браслеты и кольца и бриллиантовое ожерелье, завязанное на ноге выше колена. Она готова. Гарден надела серебряные туфельки, завернулась в накидку из серебряной парчи и взяла сумочку. Она была сделана из серебряного бисера и вся сверкала. Гарден поплотнее запахнула накидку, чтобы широкая полоса меха белой лисы обрамляла ее лицо и ласкала щеки.
– Желаю тебе хорошо повеселиться, Белоснежка, – сказала она своему отражению в зеркале. Отражение засмеялось вместе с ней. Жизнь была восхитительно забавна.
Она казалась серебряным вихрем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217