– Того же, чего хотят и Калпепперы, – заносчиво сказала Шеннон.– Сомневаюсь. Он не из числа тех, кто бегает за каждой юбкой.Шеннон подняла голову, удивившись тому, что Чероки, оказывается, способна сказать доброе слово о ком-либо из мужчин.– Ты знаешь Бича? – спросила Шеннон.– Не напрямую. Раненый Медведь и Вулф Лоунтри поддерживают отношения друг с другом, а Лоунтри на короткой ноге с Рено – братом Бича.– Рено? Этакий громила с ружьем? – удивилась Шеннон.– Да, но он пускает его в ход лишь тогда, когда его вынуждают. Вообще-то он заядлый охотник за золотом. Можно подумать, что он общается с духами, когда узнаешь, как ему со своей женой Евой удается найти золото. Об этом Вулф Лоунтри рассказал Раненому Медведю, а…– А Маленький Медведь рассказал тебе, – закончила фразу Шеннон. – До тебя новости доходят с быстротой молнии.Чероки хмыкнула:– Что еще остается делать в моем возрасте? Вообще мужчины любят посплетничать даже больше, чем женщины, это уж точно. За исключением Молчаливого Джона, конечно. Разговаривать с ним – все равно что с могильной плитой. Уж не знаю, как ты это переносишь. Я из-за него чуть было не начала пить.– Я и не знала, что ты так давно знаешь Молчаливого Джона.Чероки наклонилась и стала ощупывать вывихнутую лодыжку. В комнате повисла тишина.– Ну вот, я тоже замолчала, – пробормотала Чероки через некоторое время.– Я не против тишины. Джон сам любил читать и приучил меня. Только я Платону предпочитаю стихи.Чероки фыркнула:– Я видела, что твои чемоданы забиты книгами. Пустая трата времени, если, конечно, там не пишут о травах.– Зимой много свободного времени.– Это неестественно – не разговаривать с людьми!– Почему же, я разговариваю с собой и с Красавчиком.– Очень трогательно! И наверное, одна твоя половина дает умные ответы другой половине. Вот только неизвестно, которая из них.Улыбнувшись, Шеннон проверила воду, которую поставила подогревать на плиту.– Как насчет чая с ивовой корой? – предложила Шеннон.Чероки скривилась.– Отвратительное пойло! Хуже помоев!– Твоей лодыжке станет лучше.– Пойло!Не обращая внимания на возражения Чероки, Шеннон подошла к обшарпанному деревянному сундучку и подняла крышку. В нос ударили запахи трав. Ивовую кору найти оказалось нетрудно, а поскольку в отличие от других она была мягкой, то и раскрошить ее было делом одной минуты.Когда Шеннон заварила чай, Чероки залезла под кровать и достала холщовый мешочек. Из него она извлекла замотанный в папиросную бумагу пакет. Не говоря ни слова, она снова уселась на койке, поглаживая пакет шишковатыми в царапинах пальцами, словно он содержал нечто очень дорогое.Когда Шеннон поднесла Чероки лекарственный чай в металлической кружке, старая женщина словно бы не заметила этого и посмотрела в глаза Шеннон.– Нам нужно поговорить, – без обиняков начала она. – Ты должна отдать себе отчет в том, что ты вдова.– Ты не можешь быть уверена в этом.– Как бы не так!.. Я молилась на его могиле…Глаза Шеннон стали круглыми.– Что?!– Была осень… Ночное небо, словно Господь Бог, наблюдало за мной… Бедный старый мул был весь в крови и совсем выбился из сил… Он прошел длинный путь…Шеннон оцепенела. Чероки никогда не рассказывала ей, как и где она отыскала в тот день Разорбека. Она просто привела мула к хижине Молчаливого Джона и сказала Шеннон что-то вроде того, что Молчаливый Джон в этом году вернется со своего участка нескоро и что ей нужно самой позаботиться о заготовке запасов на зиму.После этого Чероки сказала, что ее подлинное имя – Тереза и что Шеннон не следует стесняться обращаться к ней за помощью, если возникнет такая необходимость.– Ты раньше не говорила мне об этом, – прошептала Шеннон.– Я кое-как залатала раны мула и на заре отправилась по его следам к тому месту, откуда он пришел. Дорогу мне преградил огромный оползень. Думаю, это и была могила Молчаливого Джона.– Почему же ты мне не сказала об этом тогда?– Какой смысл? Если я ошиблась, Молчаливый Джон должен будет вернуться осенью. Если я права и об этом расползутся слухи, мужики из всей долины станут околачиваться возле твоей хижины, и добра от этого не жди. Мужику, у которого зуд промеж ног, доверять можно не больше, чем взбесившемуся скунсу.Шеннон попыталась что-то сказать, но почувствовала, что у нее пропал голос.– И что толку было говорить тебе, если перевалы уже закрылись и уехать ты никуда не могла, – продолжала Чероки. – Провизия у тебя была, и здесь ты в большей безопасности, чем где-нибудь еще, поскольку никто не знал о гибели Молчаливого Джона. Поэтому я решила закрыть свой рот и не открывать его до поры до времени.Из груди Шеннон вырвался сдавленный стон. Обветренные щеки Чероки внезапно порозовели.– Надо было сказать тебе чуть пораньше, – пробормотала старая женщина, – но мне было бы… одиноко. Конечно, если бы у тебя была семья, которая могла тебя принять… А город сурово обращается с хорошенькими девчонками вроде тебя… Я боялась, что если ты узнаешь о смерти Молчаливого Джона, то поднимешься и уедешь.– Мой дом здесь… Я не уеду отсюда…– Я не должна удерживать тебя здесь, – продолжала Чероки, пропуская мимо ушей слова Шеннон. – Очень плохо с моей стороны. Меня мучит совесть, когда я думаю об этом… Я собиралась сказать тебе и дать денег…– Нет, – перебила ее Шеннон.Чероки что-то пробормотала себе под нос, затем распрямила плечи:– Сейчас положение изменилось. Тебе надо уезжать.– Почему? Лишь потому, что я узнала наверное то, о чем давно подозревала?– Тебе нужно уезжать из долины Эго. А что касается Бича…– Почему я должна уезжать? Это мой единственный дом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98