Лармениус должен был подписать великую хартию о передаче, подписанную впоследствии всеми великими магистрами с четырнадцатого по девятнадцатый век.
— Откуда у них такое богатство?
— Ну, это уж секрет из секретов. По всей вероятности, это состояние заключалось не в денежном выражении, а в священных предметах, камнях, драгоценных украшениях… И все это им надо было вовремя спрятать.
— Может быть, ответ находится здесь, в Серебряном свитке?
Меня встретили тамплиеры Иерусалима и отвели мне отдельную комнату. К моему большому удивлению, меня поселили не в дортуаре среди братьев-рыцарей, а выделили одну из келий, выходивших в коридор. Там были стул, сундук, кровать с соломенным матрацем, травестином, простыней и одеялом плюс покрывало — роскошь, которой я уже давно был лишен; ведь мне так часто приходилось спать на голых железных прутьях, заменявших постель, или прямо в пустыне под звездами.
Сразу после ужина меня пригласили на Капитул. Капитул был высшим органом власти ордена, собирался он раз в неделю повсюду, где в данный момент находилось не меньше четверых братьев, чтобы осудить ошибки, допущенные против Устава, а также для решения текущих вопросов ордена. Но этот Капитул был необычным, да и предстоящая ночь тоже. Ведь этой ночью должны были состояться выборы Великого магистра, и мне предстояло пережить один из напряженных моментов в моей жизни.
Прибыв в Томар, мы поехали в маленькую гостиницу, где нам были заказаны номера. После долгих часов, проведенных практически без движения, мы решили, не распаковывая чемоданы, немного погулять.
Мы шли рядом и открывали для себя небольшой португальский город. О, друзья, как рассказать вам? Сгущались вечерние сумерки, небо расцвечивалось серыми и черными рисунками облаков, и вдруг оно упало на нас, окутав мягко и таинственно. Был вечер, и больше не было ни настоящего, ни прошлого, только лишь вечер — преддверие ночи. А если сама любовь была не воспоминанием, а будущим, чистейшим будущим? Все, что было до нее, уже не существовало, и я шел к безмолвию, чтобы лучше созерцать ее. И в эти мгновения, друзья мои, я высоко, очень высоко нес знамя своей любви.
— Ари, — неожиданно прервала молчание Джейн, беря меня под руку. — Я уверена, что за нами следят.
— Как? Что ты говоришь?
— Какой-то мужчина шпионил за нами от самого аэропорта. А сейчас он идет следом. Слышишь?
Мы услышали позади быстрые шаги.
— Почему ты не сказала раньше?
— Я не была уверена.
— Пойдем! Быстрее в гостиницу, — проговорил я, увлекая ее за собой.
В гостинице я проводил Джейн до ее номера.
— Черт побери! — вскричала она с порога.
В комнате был неописуемый беспорядок. Сразу видно, здесь прошел обыск. Джейн бросилась к своим вещам и стала что-то лихорадочно искать.
— Серебряный свиток, — выдохнула она, — где он?
Ее чемодан был распотрошен. Все вещи выброшены.
— Его тут нет! — вскричала Джейн. — Им был нужен Серебряный свиток!
Я схватил талит, лежавший в чемодане Джейн, и нежно прижал его к груди.
— Ари, — повысила голос Джейн, изумленно глядя на меня. — Ты… невероятен. У нас только что украли самую ценную вещь, а ты первым делом думаешь о своем талите… Никогда… Никогда я не пойму тебя.
Она упала на кровать, заваленную вещами и содержимым чемодана, и схватила подушку, собираясь подложить ее под голову.
— Ари! — вдруг пробормотала она.
Я проследил за ее взглядом. Под подушкой лежал кинжал, старинный кинжальчик, инкрустированный драгоценными камнями.
Мы в ужасе переглянулись. Я успел заметить ее испуганные глаза с дрожащими веками. Кинжал — это была буква
имеющая отрицательное значение. «Нун» означает пятьдесят порочных ворот. В Египте израильский народ чуть было не достиг порока, скрывавшегося за пятидесятыми воротами, но Моисей появился вовремя и спас детей Израиля, вывел их из рабства. Освобождение от Египта пятьдесят раз повторяется в Торе, потому что просто необходимо было, чтобы евреи ушли из Египта, дабы встретить Бога.
СЕДЬМОЙ СВИТОК
СВИТОК ВОЙНЫ
Вставай, герой! Пленяй своих врагов!
Славный воин, сбирай свою добычу!
И посягни на них, о воин!
Топчи могилы их, заполненные трупами,
Уничтожай врага.
И пусть твой меч терзает их тела,
Приносит славу родине твоей.
Благословенно будь твое потомство.
Стада бесчисленны придут в твои владенья,
Сребро и злато, камни, да будут в твоих храмах.
Возрадуйся, Сион.
Открой ворота и прими свободные народы.
Кумранский свиток. «Устав войны»
Мы с Джейн смотрели друг на друга и не знали, что сказать.
Тогда я развернул талит и вынул спрятанный в нем Серебряный свиток.
И вдруг среди страха и огорчения все очистилось, все смылось, и мы остались одни, лицом к лицу, единым лицом перед опасностью, единым, но сплотившимся перед испытанием. В это мгновение, когда мы оказались бесконечно малы, настолько, что даже угроза не замечала нас, я познал любовь, ту, которая, бравируя всеми опасностями, доказывает свое существование.
Разве нас не убивали самым зверским образом? Не дрались ли мы с варварами, не исчезали ли в сумрачной массе, будучи безвольными игрушками истории и всех ее перипетий? И, однако, я был счастлив находиться рядом с ней, среди всех опасностей, если бы так было надо; таково мое место в этом мире. Наконец-то! Я обнял Джейн и прижал к своему сердцу, которое колотилось так, что, выскакивая из груди, проникало в ее грудь. Я обхватил ее голову ладонями и вглядывался в глубину глаз, а она приоткрыла губы, готовая принять мой поцелуй. Я приник лбом к ее лбу, а потом губами к ее губам, и со всей силой обретенной молодости и от всего сердца, вложив всю душу, одарил ее поцелуем любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79