А надо было?
Гигант отрицательно покачал головой:
— Что это даст? Ему уже угрожали, к тому же это противоречило бы приказу Медичи. Он заставил нас поклясться о неразглашении. И он прав. Если угрозы получат огласку, паника немедленно охватит весь город. — Он нервно сжал кулаки. — И все же я в ярости! Мы вынуждены ждать, пока что-нибудь произойдет, и не предпринимать ни малейшего шага. Потом, Ян… Надо подумать об убежище для него. Он не должен оставаться здесь.
Мальчик быстро прижался к Идельсбаду.
— Нет! — вскричал он. — Я не хочу с вами расставаться.
— Что ты выдумываешь? Я совсем не это имел в виду. Я думаю о твоей безопасности. Вот и все.
— Пошли домой, — сказал дон Педро. — Обдумаем все в спокойной обстановке.
Они медленно пошли лабиринтами улочек к дому португальца. Здесь и там можно было заметить первых солдат, встававших на пост возле колодцев.
* * *
На повороте одной из улочек показалась небольшая лавочка, мастерская, залитая солнцем. Ян машинально заглянул внутрь. Парнишка, похоже, его ровесник, стоял у мольберта и писал красками. С головой уйдя в работу, он как бы отделился от остального мира. Ян подошел к окну, выходившему на улицу. На полотне была изображена Дева Мария с младенцем. Картина писалась темперой, однако краски были на удивление яркими, такими же прозрачными, как на написанных маслом картинах Ван Эйка.
Яну вспомнилась фраза, произнесенная мэтром в Генте: «Я сделаю из тебя самого великого…»
Даже если бы он продолжил обучение, ему ни за что не удалось бы создать такую прекрасную картину. Этот мальчик обладал настоящим талантом. Можно было только сожалеть, что он ограничивался лишь темперой: масляные краски, несомненно, еще больше усилили бы яркость и чистоту тонов.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Идельсбад, тоже погрузившийся в созерцание произведения.
— Я ему немного завидую, но также понимаю, почему я не мог бы стать великим художником.
Дон Педро, которого позабавила серьезность Яна, заметил:
— Ведь он еще ребенок! Ничто не говорит о том, что его талант разовьется.
— О, так будет!
— Откуда такая уверенность?
—
Все очень просто: мне нравится то, что он делает.
Дон Педро постучал в окно и знаком попросил мальчика открыть дверь. Несколько удивленный, тот открыл.
Менесес спросил его на тосканском:
— Ты знаешь, кто такой Ван Эйк?
Тот ответил отрицательно.
— Это великий художник. Возможно, величайший. — Он представил Яна: — Вот его сын. Он находит твою картину восхитительной и убежден, что у тебя настоящий талант. Мы хотели бы, чтобы ты знал это.
Маленький флорентиец понимающе улыбнулся Яну, слегка наклонил голову в знак признательности и вернулся к своему полотну.
* * *
Они двинулись дальше, но на подходе к тюрьме Баргелло и зданию городского магистрата Идельсбад неожиданно остановился.
— В чем дело? — спросил Менесес.
— Вот там, у двери здания, разговаривают двое муж чин. Одного из них я узнал.
— Кто это?
— Лукас Мозер! Я говорил тебе о нем.
— Сообщник де Веера?
— Да.
— Но что он делает во Флоренции?
Ян ответил вместо Идельсбада:
— Должно быть, приплыл на одном с нами корабле. Странно, что мы его не видели.
— Более странным выглядит его присутствие здесь. Наверняка он знает, что тут должно произойти: этот Апокалипсис, адский огонь… По логике он должен бы находиться за тысячу лье отсюда. И тем не менее он здесь. Это подозрительно. А тебе знаком тот, кто рядом с ним?
— В первый раз вижу.
— Если уж кто и знает о готовящемся, так это Мозер. — Идельсбад вдруг решительно заявил: — Возвращайтесь до мой! Я вас догоню.
— Вы куда? — испугался Ян.
— Задержать эту падаль!
Покинув Яна и дона Педро, Идельсбад побежал к Баргелло.
* * *
Кто первый встревожился? Лукас Мозер или доктор Бандини? Лукас, конечно, потому что с ним чуть не сделалось плохо.
— Там… — заплетающимся языком выговорил он, — тот человек, который бежит к нам… Он убил Ансельма!
— Что? Вы уверены?
— Я точно вам говорю! Он наверняка меня узнал!
Ужаснувшись, он повернулся, чтобы убежать.
— Нет! Не туда! — крикнул Бандини.. — Следуйте за мной!
— Но…
— Черт побери! Да доверяйте же мне!
Идельсбад был уже недалеко от них… Доктор кликнул одного из часовых, стоявших у двери тюрьмы.
— Стража! Ко мне! Я доктор Пьеро Бандини. Личный врач Медичи. — Он указал на Идельсбада: — Этот человек покушается на мою жизнь!
Гигант остановился. Среди солдат возникло замешательство. Чувствовалось, что они в растерянности. Бандини снова крикнул:
— Повторяю, я личный врач Козимо!
Португалец попытался все же схватить Лукаса Мозера, испуганно отпрянувшего.
— Арестуйте его, черт побери! Это сумасшедший. Он всех нас убьет.
Заметив солдата, решившегося подойти к нему, Идельсад понял, что проиграл. Он развернулся, но его попытка отмела последние колебания стражей и одновременно подтвердила слова Бандини.
Гиганта мгновенно окружили десять вооруженных солдат.
Он даже не попытался сопротивляться.
ГЛАВА 25
По стенам камеры сочилась вода. В ней было почти темно, несмотря на то что рассвело уже два часа назад… В нескольких туазах от пола маленький зарешеченный фонарик скудно освещал камеру мертвенным светом. Сидя на засаленном соломенном тюфяке, прислонившись спиной к каменной стене, Идельсбад всю ночь переживал свой легкомысленный поступок. До чего же глупо он себя вел! Не только не смог схватить Мозера, но сам оказался за решеткой. И все из-за доктора, который, должно быть, уже далеко от Флоренции.
А Ян? Что с ним?
День успения наступил, а Идельсбад сидел здесь, плененный, прислушиваясь к малейшему звуку, шуму, свидетельствующему о начавшемся катаклизме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80