Сенатор даже знал, сколько примерно должен еще продержаться Горбачев, чтобы государство перестало существовать, – примерно год, и в этот срок следовало попытаться вырваться отсюда. Хотя существовал еще выход: этот шанс связан с обретением незави­симости бывшими союзными республиками. Тогда суд в России оказался бы неправомочным над гражданами другого государ­ства, и он вместе с ханом Акмалем на белом коне вернулся бы домой, в таком случае он поборолся бы и за президентский пост.
Но Сенатор не был бы Сенатором, если рассчитывал бы только на не зависящие от него обстоятельства, плыл по тече­нию. Он всегда считал себя кузнецом своего счастья и, рассчитывая на развал советской империи благодаря Горбачеву, мо­гильщику социализма, суверенитет Узбекистана, не сидел сложа руки. При первой возможности он дал на волю команду – уничтожить прокурора республики Камалова и Беспалого – Артема Парсегяна. Парсегяна следовало ликвидировать любой ценой, каких бы это денег и жертв не стоило, и он знал, что Миршаб правильно понял его приказ. Обрадовало его сообще­ние, что на Ферганца дважды совершали покушение, значит, Миршаб четко следовал инструкции, правда, удачливым и живу­чим оказался пока прокурор Камалов. Как ни строго охранялась «Матросская Тишина», сведения к Сухробу Ахмедовичу поступали регулярно. Деньги, правда, немалые, играли тут основную роль. Шло время, Сенатор держался стойко, от всего отпирался, но главный свидетель обвинения оставался жив, и прокурор, хотя и находился в больнице, полномочий с себя не слагал. И Сенатор все чаще и чаще жалел, что нет в Ташкенте Японца, Артура Александровича Шубарина, вот уж он наверняка подска­зал бы Миршабу, как разрешить проблему, хотя они с Салимом уговорились никогда не впутывать банкира ни в политические, ни в уголовные дела, но… ведь дело касалось собственной жизни!
Сухроб Ахмедович поставил даже себе срок – если в тече­ние месяца он не получит долгожданных вестей из Ташкента, то попросит Миршаба связаться с Артуром Александровичем в Мюнхене, медлить не следовало. В последнее время он был настолько в курсе событий, происходящих в стране, что пора­жал «постояльцев» «Матросской Тишины», особенно земляков. Его информированность отчасти и была причиной его особого положения за решеткой. Но этим он был обязан только Мирша­бу. Владыка Ночи, искавший наиболее короткую связь со своим другом и шефом, придумал гениальный ход. Гласность, которую раньше всеми силами зажимали почти все нынешние обитатели «Матросской Тишины», обернулась для них несказанным бла­гом: газеты, например, читали любые. Этим и воспользовался Миршаб. Вместе с передачами Сенатору регулярно носили газе­ты, в основном из республики, и на русском, и на узбекском языках. Трюк заключался в следующем: в одной из газет на узбекском языке вместо какой-нибудь статьи набиралось все, что адресовалось сказать Сенатору, вплоть до подробных писем из дома и от родни. Первую такую газету Сухроб Ахмедович получил в день рождения и был поражен сказочностью подарка, а еще больше возможностями человеческого ума – действи­тельно, безвыходных ситуаций не бывает, нужно только думать, искать. В камере, где сидел Акрамходжаев, его земляков не было, и на газеты никто внимания не обращал.
Когда до срока вызова Шубарина из Мюнхена оставалось чуть меньше недели, Сенатор получил долгожданную весть из Ташкента. Новость умещалась в одну строку передовицы газеты «Голос Востока»: «Умер Артем Парсегян, мир праху его».
Забрезжил реальный шанс свободы, и Сухроб Ахмедович день и ночь строчил жалобы. Высокооплачиваемые адвокаты, поднаторевшие в скандальных и политических процессах, тут же доставляли их по назначению на самые верха, и бумаги немедленно получали ход, ведь Сенатор абы кому и зря деньги не платил, да и дорожка была хорошо проторена в коридорах власти ушлыми людьми. Шли жалобы на ставленника Москвы прокурора Камалова и в Верховный суд республики на имя Миршаба, и Салим Хасанович сразу закрутил дома карусель, требуя вернуть всех подсудимых для расследования их дел на месте. Идея человека из Верховного суда находила поддержку и в прессе, и в правительстве, в новых партиях, рвущихся к власти, и даже у представителей духовенства. Не исключено, что каждый разыгрывал свою карту, решал свой интерес, ведь сидели сотни казнокрадов, партбаи всех уровней, путавшие свой карман с государственным, а у каждого из них есть родня, каждый чиновник, схваченный следствием за руку, принадле­жит к какому-нибудь клану, так что призыв Владыки Ночи упал на подготовленную почву.
Но Сухроб Ахмедович получил неожиданную поддержку, ока­завшуюся решающей в его судьбе. Но что она может прийти отсюда, не предполагал ни Сенатор, отличавшийся изощренным умом, ни Миршаб, поднаторевший в темных делах.
А выручил… хан Акмаль – да, аксайский Крез, сам находя­щийся под следствием в подвалах Лубянки уже который год. Опять же под давлением прессы Прокуратура СССР вынуждена была передать часть законченных материалов по Арипову в суд, хотя за ханом Акмалем дел стояло невпроворот, разбираться годы и годы. У обывателя, читавшего газетные статьи, склады­валась мысль: что же это за дело, если подследственного без суда держат столько лет? Мысль вроде верная, но вряд ли нормальный человек мог представить масштаб навороченного ханом Акмалем. Один перечень предъявленных ему обвинений составлял тома и тома, а свидетелей – тысячи. Такого уголов­ного дела страна еще не знала, и оттого процесс ожидался скандальный. Могли выплыть такие фамилии, такие факты, такие суммы, что народ, узнавший за годы перестройки о мно­гом, мог содрогнуться еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122