Что же касается его преданности своей работе и делу исцеления больных, то она всегда обозначалась ею как вдохновение.Она обладала совершенными познаниями, почти равными познаниям профессионального физиолога, хотя, может быть, и не в столь отшлифованной форме. Ее сердце учащало свой бег, когда она улавливала значение всех меняющихся черт лица Дьювала, поглощенного своей работой, и наблюдала за быстрыми, уверенными движениями его пальцев.Ее лицо оставалось бесстрастным, так как она не одобряла действий своей неразумной сердечной мышцы.Зеркало говорило ей достаточно откровенно, что она не так уж заурядна. Совсем даже наоборот. Ее темные глаза были искусно удлинены, а губы влажно блестели, когда она позволяла им делать это, что было нечасто, а ее фигура вызывала у нее досаду из – за явной склонности мешать должному пониманию ее профессиональной компетентности.Она хотела бы, чтобы волокит (или их интеллектуальные эквиваленты) привлекали ее способности, а не плавные изгибы фигуры, но помешать этому не могла.Дьювал, в конце концов, высоко ценил ее за умение и работоспособность и, казалось, не реагировал на ее внешность, за что она обожала его еще больше.Наконец, она произнесла:– Бенеш приземлится меньше, чем через 30 минут, доктор.– Хм.Он поднял глаза.– Почему вы здесь? Ваш рабочий день закончен.Кара могла бы возразить, что и его рабочий день закончен, но она хорошо знала, что его рабочий день заканчивается только тогда, когда заканчивается работа.Она довольно часто работала с ним по 16 часов подряд, но при этом полагала, что он может утверждать с полной убежденностью, что в отношении ее твердо соблюдается восьмичасовой рабочий день.– Я жду, чтобы увидеть его, – сказала она.– Кого?– Бенеша. Вас это не волнует, доктор?– Нет. А почему это волнует вас?– Он великий ученый, и говорят, что он обладает очень важной информацией, которая вызовет переворот в нашей работе.– Вызовет, правда?Дьювал положил снимок поверх стопки, лежащей сбоку от него, и взял следующий.– И как же это поможет вам в вашей работе с лазером?– Может быть, это облегчит попадание в цель.– Это уже достигнуто. Из того, что добавит к этому Бенеш, смогут извлечь пользу только те, кто занят подготовкой войны. Все, что сделает Бенеш, будет служить увеличению вероятности уничтожения нашего мира.– Но, доктор Дьювал, вы же говорили, что совершенствование технических методов имеет исключительно важное значение для нейрофизиолога.– Я говорил? Ну да, правильно, говорил. Но все таки я предпочел бы, чтобы вы использовали положенные вам часы отдыха, мисс Петерсон.Он снова поднял глаза. Голос его несколько смягчился, или это ей показалось?– У вас усталый вид.Рука Коры инстинктивно вскинулась к волосам, так как в переводе на женский язык слово «усталая» означает «растрепанная».Она сказала:– Как только появится Бенеш, я пойду отдыхать, обещаю вам. Кстати…– Да?– Вы собираетесь завтра работать с лазером?– Это как раз сейчас я и пытаюсь выяснить. Если, конечно, вы мне это позволите, мисс Петерсон…– Моделью 6951 нельзя пользоваться.Дьювал опустил снимок и откинулся назад.– Почему нельзя?– Не совсем ясно. Я не могу его как следует сфокусировать. Полагаю, что вышел из строя один из туннельных диодов, но я не могу определить, какой именно.– Хорошо. Установите лазер, на который можно положиться в случае необходимости, и сделайте это, прежде чем уйдете. А завтра…– Завтра я выясню, что случилось с моделью 6951.– Да.Она повернулась, чтобы уйти, быстро взглянула на часы и сказала:– 21 минута. Говорят, что самолет прибудет вовремя.Он издал неясный звук, и она поняла, что он не расслышал. Она вышла, медленно и совершенно бесшумно закрыв за собой дверь. * * * – Капитан Вильямс Оуэнс откинулся на мягкие подушки сиденья лимузина. Он устало потер нос и стиснул широкие челюсти. Он ощутил, как автомобиль приподнялся на мощных струях сжатого воздуха, а затем двинулся вперед совершенно плавно.Он не слышал даже шороха от работавших турбин двигателя, хотя 500 лошадей грызли удила позади него.Через пуленепробиваемые стекла справа и слева он мог видеть эскорт мотоциклистов.Другие автомашины двигались впереди и сзади него, мерцая в ночи яркими точками притушенных фар.Это выглядело так, как будто он был важной персоной – эта полувоенная охрана – но это было, конечно, не ради него.Это было даже не ради того человека, которого они ехали встречать – не ради того человека как такового. Только ради содержимого его и его великого мозга.Глава секретной службы сидел слева от Оуэнса. Символом этой службы была анонимность, так что оуэнс не был твердо уверен в том, как зовут этого человека неопределенного вида, который выглядел от очков без оправы до старомодных туфель, как профессор колледжа или продавец галантерейного магазина.– Полковник Гандер? – неуверенно произнес Оуэнс, обмениваясь с ним рукопожатием.– Гондер, – последовал быстрый ответ. – Добрый вечер, капитан Оуэнс.Они находились уже на подъезде к аэродрому. Где – то впереди и вверху, наверное, на расстоянии не больше нескольких миль старинный самолет готовился к посадке.– Великий день, да? – сказал Гондер тихо.Все в этом человеке, казалось, таинственно шептало, даже скромный покрой его гражданского костюма.– Да, – ответил Оуэнс.Он старался не проявить напряженности в этом односложном ответе. И не потому, что он действительно чувствовал напряжение, а потому, что в тоне его голоса, казалось всегда ощущалась эта напряженность, вернее, та атмосфера напряженности, которая как бы соответствовала его тонкому сдавленному носу, его узким глазам и резко выступающим скулам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68