— Раздевайтесь, мистер Латимер. Хотите, я покажу вам остальные апартаменты.
— С удовольствием.
Они вышли в прихожую и вновь поднялись по лестнице.
— Вот здесь моя спальня, — сказал мистер Питерс. — Как видите, мне удалось найти своего рода оазис в этой отвратительной пустыне.
Латимер увидел небольшую, низкую комнату, в ней кровать и неизменный марокканский ковёр на полу.
— Здесь ванная и туалет.
На подзеркальнике лежала вторая запасная челюсть.
— А теперь, — сказал мистер Питерс, — я покажу вам кое-что интересное.
В углу стоял большой платяной шкаф. Мистер Питерс открыл дверцу и зажёг спичку. К стене шкафа было привинчено несколько металлических крючков для одежды. Взявшись за один из них, он нажал на него — стенка шкафа отодвинулась в сторону, пламя спички заметалось, и Латимер почувствовал на своём лице струю холодного ночного воздуха и приглушённый шум большого города.
— Вдоль стены этого дома идёт железная платформа, которая соединяется с другим домом. Там стоит точно такой же шкаф, хотя снаружи это обычная стена. Это Димитриос придумал, чтобы исчезать отсюда незаметно.
— Димитриос!
— Да, ведь это он купил все три дома. Из соображения безопасности они оставались без жильцов. По большей части они использовались как складские помещения. Зал был местом, где мы все собирались. Между прочим, все эти дома до сих пор принадлежат Димитриосу, хотя формально они были записаны на моё имя. Полиция, к счастью, ничего об этом не знала, и я, выйдя из тюрьмы, нашёл здесь пристанище.
Мистер Питерс ушёл и вернулся с марокканским подносом, на котором стояли необычной формы кофейники, спиртовая горелка, две чашки и коробка с марокканскими сигаретами. Он зажёг горелку и поставил на огонь кофейники. Положив на диван рядом с Латимером коробку с сигаретами, он протянул руку, достал с полки одну книгу и начал листать её. Из книги выпала небольшая фотография, и мистер Питерс нагнулся, поднимая её с пола.
— Не узнаете? — сказал он, подавая её Латимеру.
Выцветшая любительская фотография человека, которого он когда-то видел.
— Это Димитриос! — воскликнул Латимер.
Мистер Питерс взял у него фотографию и, сев на оттоманку, убавил огонь под кофейником.
— Итак, вы его узнали. Очень хорошо.
Впервые Латимеру показалось, что слезящиеся в набухших веках глаза мистера Питерса излучали что-то вроде блеска.
— Угощайтесь сигаретами, мистер Латимер, — сказал он. — Я собираюсь рассказать вам одну историю.
Париж, 1928-1931
— Вечерами я люблю сидеть дома у огонька, — сказал мистер Питерс задумчиво, — и размышлять над тем, удалась моя жизнь или нет. Что касается денег, то они у меня есть: кое-какая недвижимость, рента, долевое участие в разном бизнесе — но не о деньгах речь. Ведь деньги в конце концов ещё не все. Главный вопрос: на что я потратил свою жизнь, которая даётся в этом мире лишь раз. Мне иногда кажется, что было бы гораздо лучше, если бы я обзавёлся семьёй, но у меня слишком беспокойный характер, меня слишком волнуют соблазны мира сего. Возможно, мне просто недоступно понимание смысла жизни. Но разве я один такой? Сколько моих бедных собратьев чего-то ждут, на что-то надеются, между тем как проходит бесследно год за годом, а они так и не поняли, для чего живут. Ну, в самом деле, для чего? Этого ведь никто из нас не знает. Деньги? Их добиваются только тогда, когда их мало. Иногда мне кажется, что бедняк, имеющий хлебную корку, гораздо счастливее многих миллионеров. Потому что этот человек знает, чего он хочет: он хочет, чтобы у него были две корки. Он не знает в жизни сложностей, потому что не обременён имуществом. Тогда как я знаю только то, что я хочу чего-то, чего у меня нет. Но я не знаю, что это такое. Я искал утешения в искусстве и философии. — Он показал рукой на книжную полку. — Платон, Герберт Уэллс — круг моих интересов довольно широк. Пока читаешь, это доставляет удовольствие, но утешения это не приносит. — Он печально улыбнулся, а Латимер подумал: «Вот ещё одна жертва неизлечимой болезни под названием Weltschmerz». — Не остаётся ничего другого, как ждать, когда Всемогущий призовёт на свой суд.
Да, мистер Латимер, подавляющее большинство так и не знает, чего им, собственно, нужно в жизни. Но Димитриос не был на них похож — он совершенно точно знал, чего он добивается. Его интересовали только две вещи: власть и деньги, причём как можно больше и того, и другого. И, как ни странно, я помогал ему в этом.
Моя первая встреча с Димитриосом произошла здесь, в Париже, в 1928 году. Я был тогда совладельцем одного заведения на Рю Бланш под названием Le Kasbah Parisien. Однажды мой компаньон Жиро привёл его к нам. Он отвёл меня в сторону и заговорил о том, что дела идут все хуже и хуже и что их можно поправить, если принять участие в бизнесе, которым занимается его новый друг Димитриос Макропулос.
Димитриос не произвёл на меня большого впечатления, скорее наоборот. Он мне показался одним из тех, кого называли сброд, а на них я уже достаточно насмотрелся. Одет он был с иголочки, в волосах много седых волос, ногти наманикюрены. Он так нехорошо смотрел на женщин, что вызывал их явное неудовольствие. Жиро подвёл меня к его столику, и мы пожали друг другу руки. Он жестом предложил садиться, и я почувствовал себя официантом, которого пригласил для разговора патрон. Я очень разозлился и довольно грубо спросил, какого черта ему нужно.
Он пристально посмотрел на меня — у него, представьте себе, были красивые карие глаза — и сказал: «Я хочу выпить бокал шампанского, мой друг. Надеюсь, вы не возражаете? Я могу себе это позволить, раз у меня есть деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53