Отнеся её Г., который немедленно занялся фотографированием и проявлением плёнки, Димитриос вернулся в гостиную и не спускал глаз с Булича до тех пор, пока Г. не дал ему знать, что карта больше не нужна. Затем Димитриос вручил Буличу карту и деньги и тот, не вымолвив ни единого слова, удалился.
Г., находившийся все это время в спальне, говорит, что звук захлопнувшейся за Буличем двери был для него слаще музыки. В самом деле, негатив обошёлся в весьма умеренную сумму. Если Булич незаметно вернёт карту, то получалось, что и волки сыты, и овцы целы.
И в этот момент в спальню вошёл Димитриос.
Г. сразу понял, какую ошибку он совершил.
— Позвольте получить то, что причитается мне за работу, — сказал Димитриос, протягивая руку.
Г. согласно кивнул головой и пожалел о том, что пришёл без оружия.
— Вам придётся пройти со мной, — сказал он и шагнул к двери.
Димитриос отрицательно покачал головой.
— То, что мне причитается, у вас в кармане.
— То, что у меня в кармане, причитается мне, а не вам.
Ухмыльнувшись, Димитриос достал револьвер.
— Поднимите руки, mein Herr, и держите их на затылке.
Г. подчинился. Сделав два шага, Димитриос остановился. Г. говорит, что он только теперь понял грозящую ему опасность.
— Только, пожалуйста, без глупостей, mein Herr.
Улыбка вдруг исчезла с его лица. Он сделал ещё один шаг и, ткнув револьвером Г. в живот, сунул свободную руку в карман пиджака и вытащил плёнку. Потом, отскочив в сторону, сказал:
— Теперь можете уходить.
Г. ушёл. Но и Димитриос, в свою очередь, совершил ошибку.
В ту ночь агенты Г. с завербованными уголовниками прочёсывали Белград, пытаясь схватить Димитриоса. Но Димитриос как сквозь землю провалился — больше его Г. никогда не видел.
Вы спросите, что стало с негативом? Вот ответ Г.:
— Когда на следующий день стало ясно, что он ушёл от нас, мне — как это ни горько, ведь вся моя работы пошла насмарку — ничего не оставалось, как рассказать о происшедшем работнику германского посольства, который был моим приятелем и кое-чем был обязан мне. Спустя два-три дня после этого памятного вечера мне стало известно, что Димитриоса видели вместе с человеком, который работал на французскую разведку, так что германскому посольству представилась прекрасная возможность оказать услугу правительству Югославии. Как вы думаете, могло оно не воспользоваться этим?
— Если я правильно понял, — сказал я, — вы поступили вполне сознательно, известив югославские власти о том, что карта побывала в чужих руках?
— К сожалению, у меня не было другого выхода. Будучи новичком в нашем деле, Димитриос совершил непростительную ошибку, выпустив меня живым. Он, наверное, думал, что я легко опять заполучу карту, шантажируя Булича. Но эта карта теперь не имела для меня никакой ценности — во-первых, потому что секретные сведения стали известны другой разведке, а, во-вторых, потому что, сообщая сведения, уже известные другой разведке, разведчик роняет свой престиж. Конечно, я был очень зол на самого себя. Единственным утешением было только то, что Димитриос получил от французов половину договорной цены за информацию, как будто они догадывались, что она уже устарела. Впрочем, она стала таковой чуть позже, после предпринятого мной демарша.
— Что стало с Буличем?
Черты лица Г. исказила брезгливая усмешка.
— Жаль, конечно, что все так получилось. Я обычно беру на себя ответственность за судьбу тех, кто на меня работает? Его арестовали чуть ли не на другой день. Он рассказал властям все, что знал о Димитриосе. Это и спасло ему жизнь — он был приговорён к пожизненному заключению. Я уже приготовился к тому, что власти будут разыскивать и меня: в конце концов ведь это я познакомил его с Димитриосом. Но, как ни странно, меня не тронули. Подумав, я решил, что он, возможно, боится дополнительного обвинения в получении взятки, либо сделал это из благодарности за те двести пятьдесят динаров, которые я дал ему в последний раз. Весьма вероятно, он так и не догадался, кто стоял за всем этим. Как бы то ни было, мне это очень пригодилось: ведь я ещё не закончил свою работу в Белграде и, если бы за мной началась слежка, мне пришлось бы переменить паспорт и — что самое для меня неприятное — прибегнуть к гриму. Судите сами, насколько это усложнило бы мне жизнь.
Я задал последний вопрос, и вот что он мне ответил:
— Да, я сфотографировал новую карту. Правда, на этот раз я пошёл другим путём. Вернуться с пустыми руками я не мог, хотя бы потому, что ухлопал на это мероприятие кучу денег. Кстати, в нашем деле всегда так: хорошо, если огромные силы и средства тратятся хотя бы не впустую. Вы, наверное, думаете, что я просчитался, поставив на Димитриоса. Полагаю, это не справедливо. Ведь моя ошибка заключалась только в том, что Димитриос казался мне таким же жадным до денег дураком, каких миллионы. Каково же было моё удивление, когда он отнял у меня плёнку, не дожидаясь своих сорока тысяч. Эта ошибка в прямом смысле слова стоила мне очень дорого.
— Ошибка эта особенно дорого обошлась Буличу, — сказал я с каким-то мстительным удовольствием и пожалел об этом, потому что Г. нахмурился.
— Я хочу напомнить вам, уважаемый месье Латимер, — начал Г. свою отповедь, — что Булич был изменником родины и получил по заслугам. Сантименты по отношению к таким, как он, просто недопустимы. Кроме того, как известно, на войне и убивают, а Буличу здорово повезло, что он остался жив, — обычно таких, как он, расстреливают. Рискуя прослыть в ваших глазах беспредельно жестоким, я заявляю, что тюрьма для него дом родной. Ведь, в сущности, ему не нужна была свобода. Жена только и ждала подходящего случая, чтобы бросить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53