Жили все по игроцкому принципу: «Попал — попал».
Здесь находили друзей прекрасные художники.
Врачи, инженеры, журналисты, киношники, актеры, ребята из науки, спортсмены нашли в этом неуютном подвале подлинную мужскую дружбу и братскую взаимовыручку.
Попасть в компанию было так же непросто, как вступить в престижный клуб.
Так оберегались от чужих, неинтересных им людей.
Только не подумайте, что все посетители «Ямы» были спортсмены или ученые.
Нет.
Сюда сбегалось и центровое ворьё. Карманники, форточники, квартирные разбойники.
Приходили два брата, державшие торговлю наркотой.
Люди они были серьезные, вели себя сдержанно и вежливо, конфликтов в баре искусно избегали, но на улице, в любом проходняке в Столешникове могли спокойно подрезать обидчика.
Постоянно бывали в баре ребята, которых я знал еще по «Броду» — так в 50-е называлась улица Горького: Юрка Тарасов, когда-то элегантный широкий «золотишник», работавший у скупки на Петровке, и приблатненный Вова Усков. У него был полный набор страшных рассказов о блатной жизни, о побегах, гопстопах и расстрельная статья.
По молодости в далеком 51-м он с подельником украл чемодан у иностранца, отсидел положенное и с той поры свято верил, что он «вор в законе». Володька всегда носил с собой нож-выкидуху, которым пугал сопляков, заглянувших в бар.
Но парень он был компанейский и неплохой. Приходил сюда не просто выпить, закусить и «посмолить косячок». Он приходил играть.
В «Яме» собирались московские каталы «зарядить в железку».
Играли с открытия до окончания работы бара. У игроков были свои столы, за которыми и происходили баталии.
Здесь собирался цвет игровой Москвы: Боря Кулик, Сеня Фридман, Боря Крест, Бондо Месхи.
Всех перечислить невозможно. Они приходили, «заряжали», угадывали или «попадали».
Потом уезжали на бега и снова возвращались за своим эфемерным счастьем
«Яма» была, пожалуй, единственным местом в Москве, где позволяли отыгрываться в долг.
Но правила были жестокие: не принес деньги вовремя — можешь ответить кровью.
Железка — вещь заразная, если попрет, за вечер можно было снять несколько тысяч.
Ну а если не попрет…
Я наблюдал, как зажимались в кулаках купюры, как тихо над столами говорились короткие фразы:
— Три первых… Две последних и первая…
Маленькие цифры на государственных банкнотах за минуту делали человека богатым или нищим.
Это была особая жизнь, малопонятная непосвященному человеку.
Конечно, бывал здесь и солидняк. Павлик Кат, фарцовщик, торговавший «розочками».
Он специализировался на сапфирах. В «Яме» назначал свидания клиентам.
Он не боялся, что здесь его «кинут». Это было практически невозможно, к Павлику в подвале хорошо относились и всегда были готовы оказать физическую поддержку, ну а милиция сюда не заглядывала.
Конечно, бар был нашпигован агентурой, но Павлик тоже был не фраер.
Сюда приходил странный, тщательно одетый человек без возраста, с пустыми белесыми глазами, смотрящими мимо тебя.
Имени его никто не знал, а кличка его была «Лангуст». Он аккуратно садился за стол, тщательно вытирал его бумажной салфеткой, заказывал пиво и креветки и закуривал трубку.
Чем он занимается, не знал никто. Он частенько предлагал зажиточным посетителям приобрести у него любопытные вещи.
То какие-то необыкновенные, вороненой стали наручные часы, сделанные в 15-м году, то плоскую широкую серебряную цепочку, то немецкий «Знак восточных народов», которым награждали власовцев и полицаев, то старый Устав РККА.
Мне иногда казалось, что у него где-то есть подпольная мелочная лавочка.
Однажды он подошел ко мне, предложил купить за пятерку книжный раритет и положил на стол книгу в коричневом переплете.
Тоненькая, практически брошюра, в солидном твердом переплете. Издана в издательстве «Заря Востока», расположенном в Тбилиси.
Это была пьеса «Инженер Сергеев», обошедшая во время войны и после Победы практически все театры страны. Автор этого странного сочинения — некто Всеволод Рокк. Судя по авторской ремарке в конце пьесы, драматург закончил ее в декабре 1941 года в Краснодаре.
Я начал перелистывать книгу и увидел фотографию комнаты, видимо гостиной, дорого обставленной по моде 50-х годов. Немецкая тяжелая мебель, ковры, картины, на полированной подставке в углу стоял большой самовар с накладным двуглавым орлом, у которого была обломана царская корона.
— Стоп, — Лангуст вырвал у меня фотографию, — это не продается.
Но мне уже не нужны были его разъяснения — я увидел самовар и понял, кто автор этой пьесы…
Когда-то, в далеком 47-м, мы, пацаны, бегали в магазин «Филателия» на Кузнецкий мост. Рядом в антикварной комиссионке стояли на витрине две вещи, повергавшие нас в трепет: огромный орел из неизвестного металла с красными, как выяснилось, рубиновыми глазами и желтый самовар с накладным российским гербом.
Я хорошо запомнил этот герб: некогда венчавшая орла императорская корона была выломана. Позже мне рассказали, что самовар сей был из чистого золота.
Во время обмена денег в том же 47-м в московских комиссионках скупили все подчистую. Исчез красноглазый орел, пропал самовар с остатками упраздненного герба.
Потом след самовара обнаружился в протоколах обыска у известного в те годы драматурга Всеволода Рокка.
Правда, кроме драматургии, у автора этого сочинения было и другое занятие. Именно его сменил на посту министра МГБ генерал-полковник Абакумов, а литератор возглавил не менее звучное ведомство — Министерство госконтроля.
Подлинная фамилия человека, прикрывшегося звучным псевдонимом, была Меркулов, и имел он звание комиссара госбезопасности первого ранга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84