У Бабека было две дачи, одна в районе Николиной Горы, вторая — в Пахре. Люди, имевшие с ним дело, рассказывали, что обе дачи были заставлены антиквариатом.
Он скупал только мейсенский фарфор, картины и ювелирные изделия — те, что наши военные вывезли как трофеи из побежденной Германии.
У вдов и детей маршалов он скупал немецкую мебель. И такие сувениры, как старинное оружие.
У одного из маршалов он за огромные деньги приобрел саблю фельдмаршала Кейтеля. Ту самую, которой немецкий фельдмаршал последний раз отсалютовал, прощаясь с войсками перед подписанием капитуляции.
Вещи эти покупались по целевому заданию антикваров из ФРГ и путями неведомыми переправлялись им.
Впрочем, с таможней у Бабека были прекрасные отношения, так как он, по моим сведениям, оказывал неоценимые услуги нашему правительству — тайно торговал оружием.
Мой товарищ, дивный парень, отчаянный авантюрист, в хорошем понимании этого слова, рассказал мне, что Бабек интересовался и камушками.
Я хорошо помню, как Бабек появлялся в ресторане. Его всегда сопровождал мини-гарем из красивых здоровенных девах.
Впрочем, на фоне сына иранского диссидента любая девушка показались бы великаншей.
Человек в черных очках и Боря Цыган интересовались Бабеком, потому что у него был канал вывоза и покупатели за границей.
Кстати, человека, встреченного мною через много лет в Нюрнберге, я знал как Андрея Александровича, но другие величали его Борисом Ильичом, я это сам слышал.
Знающие люди называли две его клички: «Умный» и «Сократ».
Друзья-сыщики прокрутили их через ГИЦ, но это ничего не дало. Номер «вольво», «пробитый» через ГАИ, помог мне узнать только имя хозяйки машины — Лидия Васильевна Злобина, 1902 года рождения.
Мой повышенный интерес не остался незамеченным. Дважды на меня с друзьями «наезжали» у выхода из ресторана молодые люди в кожаных куртках и вельветовых джинсах. Такая тогда была мода у столичных бомбардиров. Скажу без ложной скромности, встречи эти не доставили молодым людям особой радости. Это еще больше подвигло меня на проведение оперативно-розыскных действий.
Я начал расспрашивать своих друзей-сыскарей, но никто из них ничего не мог мне рассказать ни об Умном, ни о Сократе.
Начальник угрозыска страны, мой большой друг, ныне покойный, генерал Карпец прямо сказал мне:
— Брось это дело. Последствия могут быть не адекватными. Я тебе одну историю расскажу, но написать о ней ты можешь через много лет.
Есть в Москве художник-реставратор. Человек заслуженный и известный, получивший звание членкора Академии художеств.
Жил он весьма скромно, но была у него одна необыкновенно ценная вещь. Когда-то императрица Екатерина подарила его прабабке бриллиантовое колье потрясающей работы.
Реликвия эта переходила из поколения в поколение. Ее даже в лихом 18-м не тронули рукастые чекисты, лечившие буржуазный элемент от «золотухи». Не тронули потому, что семье была выдана охранная грамота Совета народных комиссаров.
Но наступили плохие времена, тяжело заболела внучка, возраст не позволял художнику работать много и продуктивно, да и вообще деньги были нужны.
Посоветовавшись с сыном, они решили продать драгоценное украшение. Вещь была дорогая и входила в список госценностей.
Художник предложил ее Алмазному фонду. И вот тут началась странная история. Эксперт фонда, сославшись на отсутствие денег, что было маловероятно в те годы, порекомендовал покупателя, академика из Баку.
Приезжий азербайджанец сомнений не вызывал. Он предъявил все положенные документы и сказал, что для него, как для коллекционера, приобретение колье — главное дело всей жизни. Он продаст машину, часть своей коллекции и соберет деньги.
В назначенный день он пришел с чемоданчиком, полным коричневых сотенных купюр.
У академика было только одно условие: предварительно показать драгоценность своему ювелиру.
Художник согласился, академик ушел, унося заветные дензнаки, а художник отправился в райотдел милиции.
Нет, он не пошел заявлять на азербайджанского научного светилу. Дело в том, что отделение находилось в соседнем доме и у художника сложились добрые отношения с ребятами из райотдела.
Художник оформлял им в порядке шефской помощи всевозможные стенды для ленинской комнаты, милиционеры же присматривали за его мастерской, в которую привозили на реставрацию весьма ценные вещи.
В тот вечер, оформляя очередной стенд, он рассказал своим друзьям из уголовного розыска о предстоящей сделке. Его милицейских друзей эта история почему-то заинтересовала, и они попросили провести встречу на их территории, конкретно в Даевом переулке.
Поехали на «Жигулях» участкового инспектора. Он сам сидел за рулем. В назначенное время к машине подошли академик и ювелир-эксперт. Они сели в салон. Ювелир взял в руки колье и начал рассматривать бриллианты.
— Да, — сказал, — та самая вещь.
Внезапно рядом затормозила «Волга» с милицейскими номерами.
Из нее вылезли трое, подошли к машине.
— Уголовный розыск, — представились они и предъявили документы. — Мы должны задержать этих двух людей.
В считанные минуты ювелира с колье и академика пересадили в «оперативную» машину, и она рванула вниз по переулку.
Милиционер, сидящий рядом с художником, понял, что состоялся типичный разгон. Он выскочил из машины и открыл огонь.
Но «Волга» с сотрудниками уголовного розыска, ювелиром и заезжим академиком скрылась.
В городе был объявлен план-перехват. Но по горячим следам преступников «заловить» не удалось.
Два месяца все оперативные подразделения Москвы стояли на ушах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84