Придав ей вид обжитой комнаты. Собаки.
От влажного бриза заслезились глаза. Прижался рукой к земле. Трава и скрытые крошечные белые цветочки. Мимо ползет жук. Сегодня утром спросил Персиваля, что обычно делают с таким огромным количеством комнат. Он сказал, не берите в голову, сэр. Еще будет время, чтобы подумать, если одна из них потребуется. Но не заступайте за линии, которые я отметил. Мы с Тимом искали свинью, которую хотели подать к завтрашнему столу, и были почти уверены, что загнали ее в угол, когда вдруг обнаружили, что она провалилась сквозь пол лишь в двух дверях от комнаты хозяйки. Мы, конечно, помчались вниз, сэр, а ее и след простыл, ушла через старую цветочную комнату, что в оранжерее, без сомнения закусив там молодыми крысятами, которые для свиней сплошной деликатес. Ина зашьет обратно всю набивку, так что спать вы будете спокойно. Я невольно улыбаюсь. Персиваль, как всегда, легок на помине.
— О, сэр, а я вас всюду ищу. Там джентльмен с женой к вам пришли. Они живут неподалеку. Можно сказать, соседи. Я сказал, что вы на прогулке.
Возвращаюсь вместе с Персивалем в большой зал. Там двое. Коренастный, плотный огненно-рыжий мужчина постукивает плетью о бриджи. Высокая гибкая девушка с длинными распущенными каштановыми волосами похлопывает охотничьей шляпкой о блестящий черный сапожок.
— Извините, дружище, что заявляемся к вам без спроса, но мы с женой проезжали мимо и не могли не взглянуть на ваш развивающийся флаг.
— О!
— Боже благословенный. Старый замок вновь оживает. Смотрю, ваш человек тут вовсю старается. Старые стены нуждаются в укреплении. Копайте глубже. Приведите их в порядок. Это — Гейл. Я — Джеффри.
— Здравствуйте. Я — Клейтон Клементин.
— О, Боже. Три железы. Глазам не верю. Гейл. Ты знаешь, кто этот человек? Вы — это не вы. Вы под флагом.
— Что?
— По мужской линии, прямой потомок. Того старого мачо с тремя виноградинками на черенке. Нет, это надо отметить. Ваши и мои предки протыкали копьями задницы друг другу. Мы всегда старались срезать у очередного Клементина его камешки, да?
— Я мало что знаю из семейных преданий. По правде говоря, я только что въехал.
— Ну, что ж, тогда надо пропустить по стаканчику и посоревноваться. Гейл и я лишь прошлись легким галопом через сопку. Я взял с собой бинокль, чтобы посмотреть, можно ли засадить пулю в задницу кому-нибудь из этих проклятых браконьеров, а тут ваш флаг. Ты не против, Гейл. Боже, у него же на лице написано, что он из рода Клементинов. Нам, Макфаггерам ничего не стоило, одним ударом отсечь голову одному из Клементинов, зная, что этот жулик с тремя железами доил нас веками. Но, кто старое помянет, тому глаз вон. Что?
— Может вы войдете и выпьете чашку чая?
— Отлично. Я еще мальчишкой пил здесь чай. Тут жила одна старушенция, которая утверждала, что является родственницей Клементинов, чертовски богатая старая сучка.
— Это моя двоюродная бабушка.
— О, тысячу извинений. Вы же знаете, как это бывает. Люди имеют привычку утверждать, что их дядю когда-то забил до смерти граф. Не хочу принижать вашу тетушку, старина. Ага, Гейл, смотри, а это великолепный дядюшка Бабли, и вся его охота. Должно быть лет пятьдесят назад. Извините за нескромный вопрос, но где вы набирали ваш персонал. Боже, они появляются перед тобой, как из под земли. На некоторых, правда, нет ливреи, но ведь вы только что въехали. Видел вашего ветеринарного врача со стетоскопом наготове, вот если бы на этих парнях были еще и белые халаты. Придают нужный вид. Почти никто не соблюдает положенного, нравы жуткие. Что-нибудь случилось, старина?
— Да.
— Хотел бы взглянуть на старую драпировку. Когда мы с Гейл здесь обручились, я постарался завоевать доверие семьи, чтобы заполучить хотя бы часть их чертовых миллионов.
— Действительно, Джеффри?
— Истинная правда, моя дорогая. Мне даже писать было некуда. И я был в самом конце списка очередников, чертова семейка блюла формальности. Я думал, что сяду на стул, что стоял позади меня, на нем была веревка, ну, я ее отложил, и сел, а этот чертов стул возьми, да провались подо мной, ну я хватаюсь за гобелен, что висел за мной, чтобы не шлепнутся на задницу. А этот чертов ковер висел на огромной медной гардине и закрывал всю стену зала. Ну, все эти дела рухнули вниз, накрыв всю семью Гейл облаком антикварной пыли, все эти родственнички, конечно, подумали, что их таким образом хотят убить и тут же похоронить, они так пырхались в этой пыли, что я чуть не помер со смеху.
— Точно, Джеффри.
— Но старушка Гейл стоит того, не так ли? За мной родословная, за ней нравоучения.
— Что будете пить, г-жа Макфаггер?
— Вообще то, старина, она леди Макфаггер.
— О.
— А вы, мой дорогой, Принц. Но к чему нам эти церемонии. Зовите меня просто Гвоздь. Это моя старая армейская кличка. Меня так прозвали, когда я выиграл пари, пролежав на ложе из гвоздей, которые этот черномазый загнал себе в зад. Сел на них прямо в моем праздничном костюме. Выиграл пятерик. Гейл будет херес, я — портвейн.
Персиваль едва заметно кивает головой. Гвоздь просматривает книги. Гейл стоит, аккуратно сложив руки в желтых перчатках, с улыбкой на ее лице с ровным загаром. На шее у нее белый шелковый шарфик на золотой заколке с жемчужиной, искрящиеся светло-синие глаза. Слегка приподняв подбородок, она показывает нежное адамово яблоко. Гвоздь вытаскивает книгу.
— Часто, ребенком, я выискивал в этих чертовых томах что-нибудь смачное. Рыскал по географическим журналам с фотографиями негритянок, стоящими вокруг костров с торчащими голыми титьками. Все ждал, пока не уйдет моя нянька, чтобы как следует подрочить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93