Теперь, если у вас есть хоть минутка, я могу показать его вам живьем.
Спускаемся вниз по лестнице и выходим через черный вход к крытым аркадам. Персиваль идет впереди через кусты ежевики и дальше по черной влажной земле, заросшей щавелем и крапивой. По другую сторону каменной стены то появляется, то исчезает голова Кларенса. Танцуя, он перебегает от дерева к дереву в саду. Начинает моросить. На листьях и траве блестят капли. С моря набегают легкие кучевые облака.
— Нам должно повезти, сэр. Если Падрик неподалеку, то и Кларенс тут как тут. Дополняя, так сказать, сексуальные знания из первых рук.
Движением руки Персиваль останавливает Клементина. Небольшой склон и травянистый холмик, заросший боярышником, ежевикой и фуксией. Шум воды. Ручей среди валунов. Персиваль, сигналя рукой, присаживается на корточки. Показывает пальцем. К березе прислонился темноволосый человек с большими ушами. Кустистые брови над небольшими сверкающими темными глазками. Звук женского голоса. Персиваль касается меня рукой.
— О, Боже, сэр, никогда не думал, что доживу до этого дня. Это Имельда. Бедное несчастное дитя. Иметь дело с такими непристойными типами как этот хам! Нарушающих права замка. А теперь ни звука. Вон оттуда обзор будет получше, да и нас не увидят, а то возникнет такая свалка, что мне придется пустить в ход свою подкованную ногу.
Имельда сидит на валуне. Из-под длинной коричневой юбки выглядывают кованные ботинки. Персиваль и Клементин, присев на корточки, затихают. Падрик сидит, скрестив ноги, из его улыбающегося рта торчит длинная травинка. Помятая шляпа сдвинута на затылок. На обветренном темном лице белая полоска ниже линии черных волос. Имельда закуталась в шаль, смеясь, посверкивает зубами. Падрик поджимает губы и хмурится.
— А теперь, Имельда, скажи, ты знаешь, что такое откровение?
— Знаю.
— И как ты думаешь, я могу тебе его открыть?
— Именно так я и думаю. Вообще, это Божий промысел.
— Ну, хорошо, что если вместо откровения, мы назовем это небольшим фокусом-покусом.
— Все это разговоры, разговоры.
— Скажу тебе по секрету, Имельда, что такого ты никогда не видела. У меня есть инструмент, который может выделывать разные штучки.
— Да, знаю я все эти обманные фокусы, на ярмарке видела.
— Да, но эту штуку мне дал сам святой дух.
— Интересно, Падрик, что же ты можешь иметь такого, что святой дух не показал бы мне, если бы я попросила его об этом в молитвах?
— Молитвы ничего не дадут, а ты послушай и посмотри у меня то, что может менять размер.
— Валяй.
— Я не вру.
— Ты больше болтаешь, а меня всю сырость от камней пронизывает.
— Подожди, я тебе сейчас покажу. Посмотри пока на иву.
Имельда отворачивается. У нее красные щеки, длинные черные волосы. Падрик расстегивает штаны. Сует в них огромную руку и вытаскивает длинный твердый белый пенис. Пронзительный крик низко летящих грачей, в кустах клекот фазана. Персиваль поправляет монокль, опираясь на руку Клементина.
Имельда хмурится. Когда, повернувшись, видит Падрика, стоящего руки в боки, с его инструментом, покачивающимся вверх-вниз. Внезапно траву освещает бледное солнце.
— Это что за штука выскочила там у тебя?
— Эта штука, Имельда, может проделывать фокусы и менять размер.
— Неужели?
— Точно.
— Ну, тогда давай.
— Он был таким малюсеньким, а стал таким большим.
— Тебя послушать, так можно подумать, что подобное может вырасти и из твоих ушей.
— Я, что, слишком быстро тебе это показал.
— Ты же мне это показываешь прямо сейчас, разве это не быстро, и где изменение размера? Он как был, так и есть одинаковый всю последнюю минуту.
— Положи свою руку вот сюда на минутку и он изменит свой размер.
— Чего ради я буду ложить свою руку, ты, что, не можешь изменить его размер сам?
— Ты раньше такие видела, Имельда?
— Нет.
— Тогда для тебя это новенькое.
— А вот и нет. Что тут новенького, если я видела, как из копны сена торчит палка.
— Я могу заставить его плеваться.
— Неужели? Может ты заставишь его еще и молиться?
— Прошу, не трогай религию.
— Ну, и где фокусы? Мне нужно возвращаться на кухню или меня начнут искать.
— Подожди, Имельда, подойди сюда. Поласкай его. Погладь его и он начнет выделять белое солоноватое молочко.
— С чего ради мне его ласкать? Сам, что, не можешь заставить его плеваться? Ты же сам говорил, что он будет проделывать фокусы, а я буду смотреть. У него тот же размер, что и в первый раз, когда увидел меня.
— Да разрази меня гром, ты только потяните его немного, как за коровий сосок, и из него пойдет молоко.
— Потом ты начнешь просить меня потянуть за черенок лопаты, чтобы найти золото.
— Ну, подойди же поближе. Еще ближе. Видишь, у него тут небольшая шаль. Натянул на головку, как перчатку. Оттяни шальку назад, так, вот и его маленькая розовенькая головка, гладенькая как глазок. Я могу ее вставить тебе.
— И куда же ты ее мне вставишь? И что это за разговоры? Куда такую штуку мне можно вставить?
— Ах, Имельда, у тебя семь дырок.
— А у тебя восемь, если посчитать и ту, что проделал святой дух в твоей башке, чтобы выпустить тебе мозги.
— Возьми его в руку.
— Чего ради? Это и весь фокус, который ты мне можешь показать?
Персиваль прикладывает пальцы ко рту в знак молчания. Тянет Клементина назад, пытаясь встать. С листьев и веток капает. Падрик, сунув руки под подмышки, идет вперед, покачивая своим членом. Ревет осел. Через болотистые пустоши и ямы полные грязи. Хихикая, Имельда протягивает руку и касается кончика пениса Падрика.
— Ой, как резиновый.
— Природа скрытна, пока не дашь этому магу шанс и не обхватишь черенок своими пальчиками вот здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93