Мастерская закрыта и шторы все ещe задёрнуты.
Через пять минут Аллен с Фоксом обнаружили, что проезд в тупичок, как и во время предыдущего президентского визита, перекрыт кордоном полиции. Перед ним сгрудилась толпа зевак во главе с целой командой фоторепортёров, которые отравляли жизнь суперинтенданту Гибсону крикливыми репликами о самоволии и грубости полицейских. Аллен перекинулся с Гибсоном парой слов, вошёл в дом, отправил Фокса в кабинет, а сам прошёл прямо в студию Трой. Она уже изрядно поработала над фоном.
— Трой, — окликнул он, — когда Бумер придёт, нам нужно будет кое о чем переговорить. Не думаю, что это займёт много времени, но не знаю, не расстроит ли это его.
— Ч-черт… — процедила Трой.
— Знаю, тебе это удовольствия не доставит, но ничего не поделаешь.
— Да что ты? Ладно…
— Мне очень жаль, но ты же знаешь…
— Не волнуйся, знаю. Он уже тут, лучше иди встречай.
— Мы придём к тебе. Надеюсь, вместе.
— И я надеюсь. Желаю удачи.
— И я тебе, прекрасная фея, — Аллен побрёл ко входу.
Там он оказался одновременно с Бумером, который появился в обществе млинзи; стражник держал в руке большой букет алых роз, а на кожаном поводке вёл белую афганскую борзую. Бумер пояснил, что пёс слишком скучает по хозяину.
В своей обычной бодрой манере президент поздоровался с Алленом, потом искоса взглянул на него и заметил:
— Мне кажется, что-то не так.
— Вы правы, — кивнул Аллен. — Нам нужно поговорить, сэр.
— Хорошо, Рори. Где?
— Тут, если не возражаете.
Они прошли в кабинет. При виде Фокса, к которому тем временем присоединился и Гибсон, Бумер поморщился.
— Не лучше ли остаться с глазу на глаз? — спросил он.
— Это служебный вопрос, и мои коллеги в курсе.
— В самом деле? Доброе утро, господа.
Он что-то бросил млинзи. Стражник передал ему розы, вышел, забрав собаку, и закрыл за собой дверь.
— Не желаете присесть, сэр?
На этот раз Бумер не стал возражать против официального тона Аллена.
— Сам знаешь, что сяду, — согласился он и разместился в белом кожаном кресле. В парадном мундире при всех регалиях, как на портрете, выглядел он просто роскошно. Алые розы придавали его облику сюрреалистический оттенок.
— Можешь их куда-то пристроить? — повернулся он к Аллену, и тот положил букет на стол.
— Это для Трой? Она будет очень рада.
— О чем пойдёт разговор?
— О Санскрите. Можете вы сказать, что было в конверте, который он вскоре после полуночи принёс в посольство? Тот был адресован первому секретарю. С пометкой, что содержимое предназначено вам.
— Ваши люди ревностно исполняют свои обязанности.
Гибсон кашлянул.
— Судя по всему, на них не действует и специальный пропуск с моей подписью, — добавил Бумер.
— Не будь у человека пропуска, они скорее всего вскрыли бы конверт, — заметил Аллен. — Надеюсь, вы нам скажете, что в нем было. Поверьте, я бы не спрашивал, не будь убеждён, что это очень важно.
Бумер, который не спускал с Аллена глаз, ответил:
— Его вскрыл первый секретарь посольства.
— Но он сказал вам, что там было?
— Там было заявление. С некоей просьбой.
— Какой?
— Касательно возвращения того человека в Нгомбвану. Ведь я уже упоминал, что он к нам возвращается.
— Не говорилось ли там, что он хочет вернуться немедленно и просит ускорить формальности? Въездные визы, вид на жительство и все прочее? В нормальных обстоятельствах это занимает несколько дней.
— Да, — признал Бумер, — речь шла об этом.
— Не знаете, почему он сказал полицейским, что в конверте лежит фотография, которую вы лично распорядились срочно отпечатать?
Секунду-другую Бумер выглядел крайне рассерженным. Потом однако сказал:
— Понятия не имею. Это смешно. Я не заказывал никакой фотографии.
— Мистер Гибсон, не будете ли вы с мистером Фоксом любезны нас покинуть? — попросил Аллен коллег.
Они вышли с серьёзными озадаченными лицами.
— В чем дело, Рори? — спросил Бумер.
— Он был твоим информатором, да? — спросил Аллен. — Тем, кого Гибсон неизящно, но по делу назвал бы шпионом?
III
Вопреки своей врождённой жизнерадостности, Бумер с детства обладал талантом неожиданно умолкать. И теперь им воспользовался. Пауза, за время которой он не шевельнулся и не издал ни звука, длилась так долго, что часы в кабинете успели прокашляться и пробить десять. Лишь потом он всплеснул руками в белых перчатках, опер на них подбородок и заговорил.
— В старые времена у Дэвидсона, — начал он, и необычайно звучный, драматически модулированный голос придавал словам ностальгическую окраску, — как-то раз пасмурным вечером мы болтали — как это бывает у мальчишек — обо всем на свете. И когда добрались до темы власти и насилия, уже не знаю как, оказались по разные стороны непреодолимой пропасти. Припоминаешь?
— Да, припоминаю. Нас очень удивило и взволновало, что мы оказались в такой ситуации. Помню, я сказал что-то вроде того, что мы наткнулись на врождённый барьер, древний, как разошедшиеся процессы развития. В те времена мы любили высокие слова. А ты сказал, что существует ещe немало неоткрытых земель, которые мы можем вместе исследовать и не натыкаться при этом на такие барьеры, и что куда умнее придерживаться этого принципа.
— С того вечера мы оба придерживались уговора. До сих пор. До этой самой минуты.
Аллен возразил:
— Сейчас не время предаваться воспоминаниям. И если ты хоть на минуту задумаешься, поймёшь, почему. Я полицейский, который выполняет свой долг. Один из законов нашей работы — личная незаинтересованность в деле. Если бы я знал, куда заведёт эта история, то попросил бы своё руководство отстранить меня от расследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73