Но соблазненный идеей абсолютной власти он вскоре тайно крестился, чтобы потом просвещать наш «вечно темный» народ.
С тех пор, как Красно Солнышко вернулся из Корсуни в Киев с кучей попов и мощами святого Климента — на Русь потекли и прочие священные принадлежности. Одними гвоздями с печально знаменитого креста можно было бы пришпилить, точно насекомых, половину населения киевской Скифии. А если бы слезы Богородицы, проданные доверчивым русичам, слить воедино, географы нанесли бы на карту Европы второе Мертвое море.
— Прежде — думал Игорь, — Богов было много, славь, каких хочешь, верь в кого пожелаешь, но и другому не мешай — делать то же самое.
Владимир! За всю многострадальную историю славянских народов не найдется, пожалуй, более неоднозначной и противоречивой фигуры, чем этот князь. Предавал ли он, меняя убеждения, как рукавицы? Или предательство сидело у него в крови, и всякий раз, предавая, он слепо следовал зову этой крови? Игорь ведал, что нарек себя Красно Солнышко великим каганом на хазарский лад. Братоубийца, лицемер и клятвопреступник — устроитель градов и державы. Лес рубят — щепки летят? Талейран русской земли.
Аскольд и Дир еще давали хазарам дань, платил не только Киев — даже гордые вятичи, и те покорялись каганату. Лишь походы ильменских словен да дружин Вещего Олега, а затем и Святослава, положили этому конец.
И на тебе! Снова — здорово! Хазары, засев в Тьмутаракани, не мытьем, так катаньем планомерно брали свое, чему немало способствовал и Владимир, прозванный за все свои благодеяния Святым. Историки оправдывают его деятельность на поприще ростовщичества развитием товарно-денежной системы, но даже государственник Карамзин, — это Игорь хорошо помнил еще по институту, — не сумел умолчать о «всех смертных грехах» Красна Солнышка.
Новгород и до Владимира прекрасно обходился без засилья иноземных менял, великий город и за сто лет до него процветал, свободный от всяческой дани и унижений. Деятельность же этого «святого» — думал Игорь — сводилась, в основном, к смене одной формы ига другой. Изощренной, гибкой и еще более жестокой, потому что желтый дьявол шел рука об руку с властью божьих рабов!
Предупреждал Варяжко Ярополка Святославича — не ходи к змию в пасть. Не послушал тот слугу верного, а внял совету слуги скверного, Блуда. Владимир зарезал родного брата, изменника наградил по-свойски. Беременную невестку брата своего, Ярополка, гречанку, изнасиловал и упрятал в гарем. И рек летописец: «От греховного бо корне злые плоды бывают, от двоих отцов — от Ярополка и от Володимера».
Ненасытный в страсти Красно Солнышко не терпел, чтоб ему перечили. И не он ли пожег несчастный Полоцк, где добывал в жены себе еще и Рогнеду. Та не желала идти за «робича». Прежде чем возлечь на нее, Владимир убил отца Рогнеды, варяга [30] Рогволода, а затем и братьев своей младой жертвы.
Любят князья наши не узнанными приходить на казнь непримиримых супротивников. Позже выясняется, князь сильно недужил, а бояре радивые да заплечных дел мастера, дескать, перестарались. Простаки умиляются, кесарю сходит с рук. И не перечислить, не упомнить всего того, что творили и творят супостаты разные княжьим именем.
Не мог устоять Владимир. Сам поглядеть пришел, как по приказу княжьему вчерашнего громового кумира протащили по дорогам пыльным Киева, избили палками и скинули в Днепр.
На севере ж боярин Путята крестил новгородцев мечом, а Добрыня — огнем. Сомнительно было при этом ожидать совершенной покорности славян уготованной им участи.
… Завидев густую толпу горожан на мосту, Добрыня махнул рукой — по этой команде ратники теснее сомкнули щиты, изготовили копья. Словене попятились, загудели.
— Расходитесь? Мы за делом княжеским прибыли! Выдайте Владимиру супостатов, а зла никому не будет! — крикнул вельможа новгородцам.
— А это вот видел! Не дураки — нас на мякине не проведешь! — отозвались те вразнобой. — Не может быть веры предателю! Ты по что, гад, кумирни наши осквернил!
— Врут волхвы новгородские, потому не умильны они князю киевскому! Только он на Руси хозяин да судья — Володимир Святославлич! Расступитесь, негодники! — помогал вельможе Путята.
В ответ полетели камни, проверяя щиты да шеломы киян на прочность.
— Не желаете лада — будет вам брань! — пригрозил кулачищем Добрыня.
Дружина тронулась вперед, постепенно тесня толпу. Новгородцы скопом подались назад, и их враги оказались перед завалом из толстенных бревен.
— Придите и возьмите, псы позорные!
— Не бывать такому, чтобы отца мать поимела! — раздался голос волхва Богумила. — Мы не рабы распятому! Мы не слуги Володимиру! Так и передай слово наше, новгородское.
— Погоди! Еще сквитаемся! — пообещал Добрыня, поворачивая коня.
Град камней усилился. То тут, то там падали ратники. Иной, под дружное улюлюканье новгородцев, срывался в Волхов и, оглушенный, шел ко дну — Ящеру на прокорм.
— Станем, други, за Богов наших! Не дадим на поругание! — воодушевлял новгородцев тысяцкий Угоняй.
— Как один, станем, батюшка! — вторили ему.
Но вышло совсем иначе. По ночи ворога не устерегли. Добрынины конные отряды ворвались в город, разя направо и налево. На одной из улиц дорогу им преградила стена огня. По дощатому настилу расползалась пламенеющая смола.
— За Владимира! За князя! — проорал Путята.
— Вперед!
Всадники яростно ринулись сквозь языки пламени, прорвав неплотный строй словен… Звенели тетивы. Бились в муках израненные, обожженные кони, калеча и сминая пеших.
Многие враги были сражены меткими выстрелами, но, раскидав последних защитников, Добрынина конница лавиной стекла по улице вниз, прямо к вечевой площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105