ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Ни его Воли, ни его Выбора. И с этого все началось. С полного отсутствия всего — Ничто.
Гесиод описал происхождение мира из Хаоса, но Ничто — не есть Хаос, потому как нет и Порядка-лада. Говоря современным языком, Ничто — это абсолютное Безразличие, полное Беззвучие, круглый Ноль.
Но раз все отсутствует — значит, нет и самого Ничто. Да, да, Его нет!
Так, кто различит — есть ли оно, нет ли его? Только тот, кто чувствовал самое Ничто — это Род, порожденный из Его недр. Ибо только он наблюдал за появлением Всего, ибо он и был этим Всем.
Ничто не имело Выбора, пока не было ничего, кроме него самого. И дабы понять, каково оно есть, настолько ли оно всеобъемлюще, Ничто и породило из себя Первого — Рода, чтобы он описал Ничто. И Род сумел это сделать, ибо у него Выбор уже был — выбор между Всем и Ничем.
Рода называют по-всякому. Сущим, Логосом, Богом, Всевышним, Господом и Судом… Я именую его Первым и Величайшим из Магов, потому что лишь маг способен, не обладая ничем, кроме Ничто и самого себя, получить Все.
И Род исследовал себя, обнаружив Суть, заключенную в нем самом. И Род начал творить Вселенную. Да, у него не было ничего для такого деяния, но этого оказалось достаточно.
И любому достаточно самого себя!
Род нашел в себе две основных тенденции будущего Мироздания — стремление к порождению, именуемую Явью, и тягу к уничтожению — Навь.
И не просто так беззвучно сидел молчаливый Род в образе сокола на вершине Мирового дерева. Молчите и Вы, пока не найдете, не отыщите Явь и Навь в себе, но не позволяйте им соприкасаться так часто, как того им хотелось бы! А потому, снова молчите…"
Не успел Игорь поставить троеточие, как домофон издал пронзительный гудок. Несмотря на то, что близилось одиннадцать вечера, и в вечно темном подъезде при наборе цифр могли легко ошибиться, а наш герой никого не ждал, несмотря на все эти логичные объяснения, Игорь всей кожей почувствовал — это не случайность.
Ему недавно стукнуло тридцать два. Он жил отдельно от родителей, в однокомнатной квартире, доставшейся по наследству от умерших родственников. Имея за плечами некоторый опыт общения с незваными гостями (дело в том, что Игорь порою сомневался насчет того мистического путешествия в Аркону), он выключил в прихожей свет, бесшумно подошел к двери и проверил коридор через глазок. Правильно — там свет тоже почему-то потушен, хотя лампу только-только заменили. Домофон продолжал настырно гудеть. Так же осторожно парень отодвинулся за бетонный выступ стены и, громко затопал на месте ногами, изображая бег, затем он резко сказал: «Кто там? Алло! Я слушаю вас!»
Три выстрела подряд попортили его пустотелую дверь на уровне головы, сердца и паха. Если бы в этот миг он действительно поднимал трубку домофона — ранение было бы неминуемо.
Лифт рванулся вниз. Через несколько секунд в подъезде что-то щелкнуло, а затем громко лязгнуло. Взревел мотор, но Игорь счел благоразумным к окну не подходить.
На лестничную клетку высыпали испуганные соседи.
Затем на удивление быстро приехала милиция. Обследовав пробоины, эксперт заявил, что стреляли из помпового ружья. Потом Игоря долго и нудно расспрашивали о нем самом, о его подозрениях. Предложили также переночевать в отделении, но он отказался, дескать, бояться ему некого, а стрелявший, видимо, ошибся. В пользу этого говорил тот факт, что по соседству проживал один, Игоревых лет, гражданин из «новых русских». Но у того давно стояла сейфовая дверь, а ей эти пули — что о стенку горох.
Осмотрев убогое на чужой взгляд убранство Игорева жилища — он не терпел излишеств вовсе не потому, что не мог их себе позволить, а просто не терпел, и все — милиционер только хмыкнул. Но парня это не обидело. Пробежав глазами по увесистой палке из обычного орешника, прислоненной в углу, по длинному двойному книжному шкафу с прогнутыми полками, допотопному магнитофончику на покрывале видавшей виды софы, оперативник удовлетворился осмотром квартиры, и пошел на кухню, где хозяин угощал чаем. Бумаги со стола Игорь предусмотрительно убрал. Впрочем, если бы сознание милиционера не было сковано обычными предрассудками — он, наверняка, заметил бы нечто странное — ореховый посох не отбрасывал тени.
Есть два способа обретения свободы — это сокращение собственных потребностей, и второй более трудный — путь самосовершенствования. Конечно, чем приземленнее запросы, тем больше вещей пылится в шкафах, сервантах, на антресолях. Тем разнообразнее и роскошнее мебель попирает пушистые ковры. Тем изощреннее техника для приготовления пищи и увеселения гостей. Тем обильнее содержание холодильников. Все это Игорю претило. Нет, он не был аскетом, но предпочитал калорийную пищу — экзотической, удобную одежду — модной, единственной его слабостью были инструменты и близкие к ним по функциям кассеты, диски, книги.
«Гляди, парень! Кому-то ты сильно дорогу перешел! Они тебя в покое не оставят!» — заметили на Петровке.
— Можете проверить, товарищ майор, я чист.
— Уже проверяли. За тобой коммерческие бои, и это, возможно, относится к делу. Конечно, профессионал не стал бы палить наугад, да еще из ружья. Это их первое предупреждение. Если что — сразу к нам. Но, лучше бы ты испугался. Целее будешь.
* * *
— Тот, кто лишен сострадания, может выглядеть, ходить и говорить, как обычный человек, но человеком он не является. Кто это сказал? По-моему Кауфман? Да, именно он, — думал Игорь, разглядывая вычурно одетых молодых людей, развалившихся на сидениях вагона напротив.
Главарь допил свое пиво и, сдавив банку в кулаке, швырнул на заплеванный пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Гесиод описал происхождение мира из Хаоса, но Ничто — не есть Хаос, потому как нет и Порядка-лада. Говоря современным языком, Ничто — это абсолютное Безразличие, полное Беззвучие, круглый Ноль.
Но раз все отсутствует — значит, нет и самого Ничто. Да, да, Его нет!
Так, кто различит — есть ли оно, нет ли его? Только тот, кто чувствовал самое Ничто — это Род, порожденный из Его недр. Ибо только он наблюдал за появлением Всего, ибо он и был этим Всем.
Ничто не имело Выбора, пока не было ничего, кроме него самого. И дабы понять, каково оно есть, настолько ли оно всеобъемлюще, Ничто и породило из себя Первого — Рода, чтобы он описал Ничто. И Род сумел это сделать, ибо у него Выбор уже был — выбор между Всем и Ничем.
Рода называют по-всякому. Сущим, Логосом, Богом, Всевышним, Господом и Судом… Я именую его Первым и Величайшим из Магов, потому что лишь маг способен, не обладая ничем, кроме Ничто и самого себя, получить Все.
И Род исследовал себя, обнаружив Суть, заключенную в нем самом. И Род начал творить Вселенную. Да, у него не было ничего для такого деяния, но этого оказалось достаточно.
И любому достаточно самого себя!
Род нашел в себе две основных тенденции будущего Мироздания — стремление к порождению, именуемую Явью, и тягу к уничтожению — Навь.
И не просто так беззвучно сидел молчаливый Род в образе сокола на вершине Мирового дерева. Молчите и Вы, пока не найдете, не отыщите Явь и Навь в себе, но не позволяйте им соприкасаться так часто, как того им хотелось бы! А потому, снова молчите…"
Не успел Игорь поставить троеточие, как домофон издал пронзительный гудок. Несмотря на то, что близилось одиннадцать вечера, и в вечно темном подъезде при наборе цифр могли легко ошибиться, а наш герой никого не ждал, несмотря на все эти логичные объяснения, Игорь всей кожей почувствовал — это не случайность.
Ему недавно стукнуло тридцать два. Он жил отдельно от родителей, в однокомнатной квартире, доставшейся по наследству от умерших родственников. Имея за плечами некоторый опыт общения с незваными гостями (дело в том, что Игорь порою сомневался насчет того мистического путешествия в Аркону), он выключил в прихожей свет, бесшумно подошел к двери и проверил коридор через глазок. Правильно — там свет тоже почему-то потушен, хотя лампу только-только заменили. Домофон продолжал настырно гудеть. Так же осторожно парень отодвинулся за бетонный выступ стены и, громко затопал на месте ногами, изображая бег, затем он резко сказал: «Кто там? Алло! Я слушаю вас!»
Три выстрела подряд попортили его пустотелую дверь на уровне головы, сердца и паха. Если бы в этот миг он действительно поднимал трубку домофона — ранение было бы неминуемо.
Лифт рванулся вниз. Через несколько секунд в подъезде что-то щелкнуло, а затем громко лязгнуло. Взревел мотор, но Игорь счел благоразумным к окну не подходить.
На лестничную клетку высыпали испуганные соседи.
Затем на удивление быстро приехала милиция. Обследовав пробоины, эксперт заявил, что стреляли из помпового ружья. Потом Игоря долго и нудно расспрашивали о нем самом, о его подозрениях. Предложили также переночевать в отделении, но он отказался, дескать, бояться ему некого, а стрелявший, видимо, ошибся. В пользу этого говорил тот факт, что по соседству проживал один, Игоревых лет, гражданин из «новых русских». Но у того давно стояла сейфовая дверь, а ей эти пули — что о стенку горох.
Осмотрев убогое на чужой взгляд убранство Игорева жилища — он не терпел излишеств вовсе не потому, что не мог их себе позволить, а просто не терпел, и все — милиционер только хмыкнул. Но парня это не обидело. Пробежав глазами по увесистой палке из обычного орешника, прислоненной в углу, по длинному двойному книжному шкафу с прогнутыми полками, допотопному магнитофончику на покрывале видавшей виды софы, оперативник удовлетворился осмотром квартиры, и пошел на кухню, где хозяин угощал чаем. Бумаги со стола Игорь предусмотрительно убрал. Впрочем, если бы сознание милиционера не было сковано обычными предрассудками — он, наверняка, заметил бы нечто странное — ореховый посох не отбрасывал тени.
Есть два способа обретения свободы — это сокращение собственных потребностей, и второй более трудный — путь самосовершенствования. Конечно, чем приземленнее запросы, тем больше вещей пылится в шкафах, сервантах, на антресолях. Тем разнообразнее и роскошнее мебель попирает пушистые ковры. Тем изощреннее техника для приготовления пищи и увеселения гостей. Тем обильнее содержание холодильников. Все это Игорю претило. Нет, он не был аскетом, но предпочитал калорийную пищу — экзотической, удобную одежду — модной, единственной его слабостью были инструменты и близкие к ним по функциям кассеты, диски, книги.
«Гляди, парень! Кому-то ты сильно дорогу перешел! Они тебя в покое не оставят!» — заметили на Петровке.
— Можете проверить, товарищ майор, я чист.
— Уже проверяли. За тобой коммерческие бои, и это, возможно, относится к делу. Конечно, профессионал не стал бы палить наугад, да еще из ружья. Это их первое предупреждение. Если что — сразу к нам. Но, лучше бы ты испугался. Целее будешь.
* * *
— Тот, кто лишен сострадания, может выглядеть, ходить и говорить, как обычный человек, но человеком он не является. Кто это сказал? По-моему Кауфман? Да, именно он, — думал Игорь, разглядывая вычурно одетых молодых людей, развалившихся на сидениях вагона напротив.
Главарь допил свое пиво и, сдавив банку в кулаке, швырнул на заплеванный пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105