Абсалон, не отрываясь от молитвенника, перешел с шепота на резкий баритон, ясно давая понять незваным гостям о несвоевременности их визита. Тем не менее, один посетитель все-таки вошел внутрь, хотя и застыл почтительно на пороге.
Епископ снова приглушенно, но более размеренно дочитал молитву и, отложив книгу в сторону, поднялся с колен.
Как он и ожидал, визитером был колдун.
Флорентиец стоял у выхода, почтительно согнувшись, всей своей фигурой выражая раболепие и абсолютную покорность. Однако Роскилльский епископ знал, что под низким капюшоном чернокнижника прячутся в морщинистых, набрякших веках издевательски смеющиеся глаза.
— Как посмел ты, адское отродье, входить ко мне во время молитвы! — загремел епископ, приблизившись к колдуну почти вплотную.
Тот склонился еще ниже и произнес виноватым дрожащим голосом:
— Ваша Праведность! Не извольте гневаться! Не по своей нужде я, загубивший свою душу богопротивными занятиями, осмелился потревожить вас во минуты бесед со Всевышним.
— Признавайся, прихвостень Нечистого, опять решил выклянчить разрешение на какую-нибудь подлость?
Колдун опустился на колени и воздел руки к небу.
— Все во Славу Господа, все во Имя Его! Все для успеха угодного Ему похода против северных язычников. Пусть разверзнется подо мной Преисподняя, и отправлюсь я на самое дно ее, коли согрешил и на этот раз против истины!
Каждый отыграл свою роль, правила ночной беседы, ставшей традиционной, были соблюдены, и молодой епископ смягчился.
Что бы ни задумал на этот раз мерзкий чернокнижник, а толк в этом, наверняка, есть. Уж в чем в чем, а в изобретении новых гадостей и коварств для врагов колдуну равных не сыщешь. Пока что его змеиный ум верно служит правому делу. Благодаря идеям Флорентийца, Святое воинство одержало много побед, причем малой кровью, да и то, зачастую, не своей.
Ну, а как только положение изменится, так сразу припомнятся чернокнижнику все его дела, и раскаленное железо отправит его падшую душу прямо в пасть Ваала. Это Абсалон давно решил, но все никак не мог найти повод для серьезного недовольства.
Епископ присел на скамью и буркнул:
— Давай, выкладывай, что там еще у тебя…
— Ваша Праведность! Завтра Христову Войску предстоит окончательно раздавить гнездо идолопоклонников. Его величество имеет более тысячи судов, и странно было бы, если случилось иначе. Несомненно, упорствуя в темной вере, руги будут отчаянно сражаться, защищая капище, где служат своим идолам. В бою с ними погибнут многие светлые воины да и, может случиться, кто-нибудь из благородных рыцарей. Знаю, язычники попытаются спасти как можно больше гнусных изображений, которым приносят свои кровавые жертвы а, значит, вывезти и золото, их покрывающее. Нельзя допустить подобную несправедливость.
— Что же ты предлагаешь, чернокнижник?
— Пусть мои грешники, коим Вашей Праведностью было позволено искупать свои грехи в войне с такими же язычниками, вместе с честными воинами высадятся завтра близ капища. Они почтут за честь погибнуть, стирая с лица земли оплот дьявольского культа, и будут сражаться, как сами ангелы в дни Апокалипсиса. Я пойду с ними, и ручаюсь Вашему Преосвященству, что ни один из жрецов их богопротивной веры не спасется!
Последние слова были сказаны с удивившей епископа горячностью, обычно колдуну не свойственной. Однако Абсалона более волновала не столько судьба языческих жрецов — никуда они не денутся, не в капище, так на пристани их изрубят на куски — сколько золотое одеяние самих идолов.
— Ага! Так ты что же это, рассчитываешь на часть добычи, нечестивец?!
Колдун благоговейно замахал руками.
— Ваша Праведность! Как можно! Я только хотел сказать, что лишившись гадких изображений, язычники падут духом, и легко сдадутся на милость победителей, открыв последним все сокровища, нажитые своим разбойным промыслом. Сам Господь велел конфисковать их в пользу Святой Церкви.
— Ну, не тебе, гаду в облике человечьем, судить о Божьих повелениях, хотя доля истины в твоих словах, безусловно, есть. Так уж и быть, я передам эту просьбу его величеству. Думаю, наш король выслушает здравое предложение, и возьмет на корабли твоих псов. Надеюсь, правда, все они сдохнут, разрушая капище. Но смотри, если узнаю, что хотя бы крупинка драгоценностей попала в твои грязные руки-не пощажу! Сдохнешь смертью тяжкой, чтобы адские муки не казались тебе потом слишком непривычными. Ступай!
Не вставая с колен и непрерывно кланяясь, колдун задом наперед дополз до выхода и исчез.
Абсалон горестно склонился пред распятием.
Много раз он уже давал себе слово, что как только закончится очередной поход против упорствующих в ереси, кинуть Флорентийца в руки палачей. Но тут как раз поднимали головы завистники и соперники, всплывали забытые было интриги, и помощь колдуна снова становилась необходимой. Распустить порочащий слух, приготовить отраву, действующую подобно болезни, предсказать будущее по звездам, а прошлое по внешнему облику, послать дурной сон — никто не мог сделать это лучше, чем он. Услужливый и почтительный, Флорентиец довольствовался малым, держась в тени даже в тех редких случаях, когда вполне безопасно мог бы и показаться на глаза королю, сделавшись, например, придворным астрологом. Впрочем, этого ему не позволил бы уже сам епископ, который в свое время спас колдуна от обвинения в чернокнижии, грозившем скорой расправой. У епископа тогда не было выхода, ибо заболел он постыдной мужской болезнью, мучительной как самой по себе, так и страхом позорного разоблачения. Кто бы мог подумать, что та молодая смазливая монашка, безропотно отдавшаяся святому наставнику, на проверку оказалась обыкновенной шлюхой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105