далее он просил, чтобы его серебряный фруктовый ножик, ноты и клавесин были отданы маленькой Фанни Маунтин и чтобы его брат срезал прядь его волос и всегда носил ее при себе в память о своем любящем и неизменно к нему расположенном Джордже. И он запечатал этот документ гербовой печаткой, некогда принадлежавшей его деду.
- Эти часы, разумеется, перейдут к тебе, - сказал Джордж, доставая золотые часы деда и глядя на циферблат. - Как, прошло уже два с половиной часа? Пора бы уже Сейди вернуться с пистолетами. Возьми часы, милый Гарри!
- К чему? - вскричал Гарри, обнимая брата. - Если он будет драться с тобой, то я тоже буду с ним драться. Если он убьет моего Джорджи, будь он... ему придется стрелять и в меня! - Бедный юноша употребил тут несколько тех выражений, которые, как говорят, особенно огорчают ангелов в небесных канцеляриях, когда им приходится записывать их в книги.
Тем временем новый адъютант генерала Брэддока своим обычным крупным и решительным почерком написал пять писем и запечатал их своей печаткой. Одно было адресовано его матери в Маунт-Вернон, другое брату; на третьем стояли только инициалы "М. К.". Еще одно предназначалось его превосходительству генералу Брзддоку, "а одно, молодые люди, написано вашей маменьке, госпоже Эсмонд", - сообщил юношам тот, от кого они получили эти сведения.
И вновь ангелу пришлось умчаться ввысь с несдержанными выражениями, которые на сей раз сорвались с губ Джорджа Уорингтона. Вышеупомянутая канцелярия была перегружена подобными делами, и вестники, несомненно, летали без передышки. Боюсь, однако, что для юного Джорджа и его проклятия никаких оправданий найти нельзя, ибо это проклятие родилось в сердце, исполненном ненависти, бешенства и ревности.
О занятиях полковника юноши узнали от трактирщика. Капитан E честь такого случая облачился в свой старый милицейский мундир и сообщил братьям, что полковник прогуливается по саду и ждет их, а армейцы почти совсем протрезвились.
Участок земли, прилегавший к бревенчатой хижине капитана, был обнесен изгородью из жердей и расчищен под огород; там-то и расхаживал полковник Вашингтон, заложив руки за спину и опустив голову, а на его красивом лице была написана глубокая печаль. За изгородью, глазея на него, толпились чернокожие слуги. Офицеры на веранде действительно проснулись, как и говорил трактирщик. Капитан Уоринг почти совсем твердым шагом прогуливался под навесом веранды вдоль стены, а капитан Грейс перевесился через перила, старательно тараща мутные глаза. Трактир Бенсона был излюбленным местом петушиных боев, конских скачек, боксерских и борцовских состязаний, на которые собирались все окрестные жители. В трактире Бенсона случалось немало ссор, и люди, явившиеся туда здоровыми и трезвыми, нередко покидали это заведение со сломанными ребрами и выбитыми глазами. В таких забавах принимали участие и помещики, и фермеры, и негры.
Итак, возле этого трактира ходил взад и вперед высокий молодой полковник, погруженный в тягостные размышления. Исход этого неприятного происшествия мог быть только один - тот жестокий исход, которого требовали законы чести и обычаи страны. Не стерпев наглых выходок мальчишки, он в ярости употребил оскорбительные слова. Молодой человек потребовал удовлетворения. Ему было тягостно думать, что Джордж Уорингтон мог так долго таить злобу и жажду мести, однако зачинщиком оказался сам полковник, и ему приходилось за это расплачиваться.
Вдруг вдалеке раздались вопли и гиканье (негры, вообще обожающие всякий шум, особенно любят орать во всю глотку, когда скачут на лошади), и все головы, курчавые и напудренные, повернулись в ту сторону, откуда доносились эти пронзительные звуки. А доносились они со стороны дороги, по которой за три часа до этого к трактиру подъехали наши молодые люди; вскоре послышался топот копыт, на взмыленном коне появился мистер Сейди и даже выпалил в воздух из пистолета под оглушительный рев своих чернокожих собратьев. Затем он выстрелил и из другого пистолета, но его лошадь, не раз возившая Гарри Уорингтона на охоту, давно привыкла к пальбе. Вот он влетел во двор, где вокруг него тотчас столпилось человек двадцать громко вопящих негров, и, спешившись среди мечущихся кур и индеек, брыкающихся лошадей и обезумевших, визжащих свиней, тут же начал болтать с приятелями.
- Эй, Сейди, немедленно сюда! - рявкает мистер Гарри.
- Сейди, иди сюда! Черт бы тебя побрал! - кричит мистер Джордж (вновь находится дело ангелу, ведущему запись грехов, и он должен снова отправляться в один из своих бесчисленных полетов в Небесный Архив).
- Сейчас, масса, - отвечает Сейди и продолжает беседовать со своими курчавыми собратьями. Он ухмыляется. Он вновь достает пистолеты из седельных сумок. Он щелкает курками. Он наводит пистолет на поросенка, который опрометью мчится через двор. Он наводит пистолет на дорогу, по которой только что прискакал сюда, и курчавые головы вновь поворачиваются в ту же сторону. Он повторяет: - Сейчас, масса! Сейчас все здесь будут.
И вот с дороги вновь доносится стук копыт. Кто это там скачет? Щупленький мистер Демпстер шпорит и бьет каблуками свою низкорослую лошадь. А что это за дама в амазонке торопит кобылку госпожи Эсмонд? Неужели сама госпожа Эсмонд? Нет, она слишком дородна. Клянусь жизнью, это миссис Маунтин на серой кобыле своей хозяйки!
- Хвала господу! Ура! Вот они! Ура! И хор негров подхватывает:
- Бот они!
Мистер Демпстер и миссис Маунтин уже въехали во двор, уже спешились, проложили себе путь через толпу негров, кинулись в дом, пробежали по коридору на веранду, где в тупом недоумении сидят английские офицеры, сбежали по ступенькам в огород, где теперь в стороне от своего высокого противника расхаживают Джордж и Гарри, и Джордж Уорингтон не успевает сурово осведомиться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65