.. Если есть Бог в небесах или какая-нибудь, черт побери, высшая сила – сохраните их и помилуйте! Они этого заслужили... Они так долго шли сюда... Столькими жизнями уже заплачено! Осталось совсем немного – будьте справедливыми к ним. Они должны выжить!»
Васильева проглотила комок, застрявший в горле, тряхнула головой, глубоко и нервно затянулась папиросой. Совладала с собой, оглядела еще раз весь двор, рассмеялась и крикнула вниз с подоконника второго этажа:
– Ну прямо картинка маслом – «Утро в колхозе»! Невинный! Тебе что, больше делать нечего? Оставь корову в покое. Готовь «санитарку» на выезд!
– А у нас на ней водителя нету, товарищ майор! – крикнул Невинный из-под коровы. – Как Митьку под Алленштайном убили, так нам больше никого на нее не присылали. Сулили, сулили – и на-кася выкуси... Виноват, товарищ майор.
– Не причитай, найдем водителя. – Васильева повернулась в ординаторскую, приказала Зинке: – Зинуля, проверь медикаментную комплектность «санитарки» и собирайся сама. Выезжаем на разминирование и пахоту!..
Невинный услышал это снизу, встал из-под коровы с кухонной кастрюлей, полной молока. Ему показалось, что он ослышался.
– Куда?! Куда, товарищ майор?
– Все на поля, колхознички! – крикнула из окна во двор Васильева. – Будем пахать и сеять вместе с поляками! Хоть три мирных дня – да наши! Перекуем, братцы, мечи на орала!
Двор замер. Наверное, никто из прошедших четыре года войны не слыхал за это время более удивительного распоряжения. Союзники непонимающе переглядывались, искали глазами старика Дмоховского.
– Степан! Две палатки с оборудованием – операционную и для личного состава.
– Слушаюсь, товарищ майор!
– Кошечкин, Кошечкин! Чтоб ты лопнул!.. Ты что думаешь, водопровод дали, так ты можешь со своей коровой в подкидного играть? Ну-ка, запрягай кобылу немедленно, воды полную бочку – и на выезд! Там тебе водопровода не будет!
Вовка вскочил, закричал дрожащим от обиды голосом:
– Меня, между прочим, товарищ майор, в армию воевать призывали, а не воду возить!..
– Это еще что за бунт на корабле?! – удивилась Васильева. – Степан Андреевич! Старшина Невинный! Вернемся с пахоты – оформить рядового Кошечкина на трое суток на гарнизонную гауптвахту.
– Слушаюсь. – Невинный дал Вовке подзатыльник. Вовка затравленно оглянулся и впервые обратился к Лизе:
– Жуткая баба! Прямо зверь какой-то, а не женшина...
– Нет, нет, Вовик! Она – женщина! – горячо прошептала Лиза. – Она, как я, очень симпатичная!
– Много ты понимаешь, дура.
– Да, много, много!.. – обрадовалась Лиза.
– А где санитаров брать, Екатерина Сергеевна? – спросил Невинный. – Здесь-то должен кто-то оставаться.
– Забирай этих! Коблы здоровые – ни черта с ними не случится. Не так уж они устали от этой войны. И Таджиева с кухней готовь...
– Толкун в пекарне.
– Отозвать!
– Слушаюсь! – Невинный огляделся и закричал: – Збигнев Казимирович! Збигнев Казимирович! Где Збигнев Казимирович?
В кастрюле плескалось молоко, и это раздражало Невинного. Он сунул Лизе в руки кастрюлю и приказал:
– Тащи вон в ту палату. Тяжелораненым. Поняла? Только пусть сестричка через марлю процедит. Ясно?
– Ясно! Ясно! – ответила Лиза и радостно рассмеялась оттого, что поняла почти каждое слово.
Через несколько минут Вовка уже запрягал кобылу, злобно покрикивал на нее, будто она была виновата во всех его бедах. Зинка влезла в санитарный «газик» – проверяла комплектность средств первой помощи. Внутри «санитарки» стояла железная печка, за ней – топчан, у кабины – столик. Окошечко в кабину водителя прикрывали марлевые занавески. Над окошком висела фотография Сталина в самодельной рамочке.
Срочно разыскали Дмоховского, и теперь Невинный объяснял ему, что нужно перевести союзникам. Рядом стояли Джефф Келли, Луиджи Кристальди и Майкл Форбс. Рене Жоли не было.
– И обязательно скажите им про пахоту! Дескать, мы с поляками будем пахать и сеять, и не дай Бог, кто-нибудь там покалечится или еще что... А людей у нас – кот наплакал. И мы их, как союзников, просим...
Разобъяснив союзникам, что должно произойти и в чем их просят принять участие, Дмоховский поспешил к Васильевой. Все утро он оттягивал момент разговора с ней по поводу небольшого количества перевязочного материала и антисептических средств для фон Мальдера, но поняв, что Васильева с минуты на минуту может уехать из расположения медсанбата, старик решил больше не ждать ни секунды. Он уже заготовил почти правдоподобную легенду, и теперь нужно было только найти возможность переговорить с Васильевой наедине.
Он застал ее в ординаторской, когда она подписывала карточки девятерых тяжелораненых, отправляемых в тыловые госпитали в первую очередь.
– У вас ко мне дело, Збигнев Казимирович? – спросила Васильева, подняв глаза на Дмоховского.
– Так точно, пани майор.
Васильева укоризненно покачала головой.
– Екатерина Сергеевна... – поправился Дмоховский.
– Одну секунду.
Васильева подписала последние две карточки, мельком проглядела все остальные, сделала в трех из них незначительные поправки и сложила их стопкой.
– Я вас слушаю, Збигнев Казимирович.
Глухим от напряжения голосом, медленно и внешне совершенно спокойно Дмоховский поведал Васильевой о том, что неподалеку от городка в собственном фольварке живет его старый приятель – господин Циглер. Дмоховский специально назвал фамилию Циглера – человека реально существующего. Еще с двадцатых годов, когда опасность нависала над Збигневом Дмоховским чуть ли не ежедневно, он знал, что в любой легенде ложь должна быть минимальной. Тогда исключаются провалы по мелочам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82