Женщина устало сидела на разостланном орудийном брезентовом чехле и ела американскую тушенку солдатской ложкой прямо из банки.
Медленно двигался по полю починенный танк с цифрой «девять» на башне. Он осторожно волочил на постромках за собой плуг. Его вжимал в землю мокрый от напряжения командир экипажа. Заряжающий бежал перед танком спиной к движению и кричал механику в открытый люк:
– Ну куда ты дергаешь, дубина?! Не газуй! Иди ровнее!..
Потом перебегал назад к взмыленному командиру и умолял его плачущим голосом:
– Ну, командир! Ну кто так пашет? Дайте мне, командир!.. Вы же слишком глубоко лемех засаживаете – он у вас и выпрыгивает! Не умеете – не беритесь! А я – крестьянин, я знаю как... А вы городской... Зачем вам это?!
– Пошел к такой-то матери... – Хрипел командир, намертво вцепившись в рукоятки плуга.
Танк тихонько урчал двигателем, медленно полз по омертвевшему военному полю, и за плугом, в руках неумелого горожанина, ложилась одна борозда за другой...
Со стороны дороги показался «опель-адмирал» и покатился прямо по полю к пашущему танку. То, что увидел майор Шарейко, оскорбило его до глубины души. Он, командир танкового полка, один, с ручным пулеметом, мчался на выручку своему экипажу... Он еще по дороге навыдумывал себе горящий танк с разорванными гусеницами, со сметенной башней... Он уже представил себе обгоревшие, окровавленные тела четырех несчастных пареньков. А увидел четырех абсолютно здоровых идиотов, которые занимались черт знает чем!..
На полном ходу Шарейко встал в своем «опеле» в полный рост и закричал страшным голосом:
– Ну я вам сейчас дам под хвост!
Польско-советская комендатура разместилась в одноэтажном здании бывшей немецкой комендатуры. Лучшего в этом городке придумать было невозможно.
– Аккуратные сволочи... – завистливо проговорил Зайцев при первом посещении этого дома. – Всё предусмотрели! Нам бы так... Нам бы цены не было! Это если по справедливости.
Четверо солдат на двух стремянках сдирали со стены комендатуры немецкую надпись и водружали польскую. Водитель советского «студебекера» уже лаялся с водителем польского «студебекера» из-за места под навесом, куда могла встать только одна машина. У дверей комендатуры ощерился пулеметом бронеавтомобиль БА-64. Валерка Зайцев выпросил его у помпотеха своей дивизии подполковника Хачикяна при помощи бесстыдной и унизительной лести.
В кабинете Станишевский и Зайцев пыхтели над составлением приказа по городу о вступлении в должность. Для облегчения задачи Станишевский раздобыл февральский экземпляр «Глоса Велькопольского», где был напечатан приказ военного коменданта Познани и Познанского повята полковника Смирнова. Поначалу они, не мудрствуя лукаво, решили перекатать текст познанского приказа и подписать его своими именами. Однако при внимательном прочтении выяснилось, что в их хозяйстве, как заметил Зайцев, «труба пониже и дым пожиже». После долгих препирательств, споров и взаимных упреков приказ все же был написан. В своих основных положениях он почти повторял приказ по Познани полковника Смирнова, но был втрое короче, так как площадь применения административных сил Станишевского и Зайцева была вдесятеро меньше, чем у познанского полковника.
– Ну, слушай! – наконец произнес взмыленный Станишевский и торжественно встал из-за стола, держа черновик приказа в руке.
Зайцев плюхнулся в кресло, прикрыл глаза ладонью и сказал:
– Валяй!
Он вспомнил, что именно так, прикрыв ладонью глаза, сидел и слушал музыкальные передачи их сосед по квартире – один интеллигентный старичок из «бывших». У него был редкий по довоенным временам приемник ЭКЛ-4, и Валерка еще пацаном частенько ошивался у этого старичка.
Станишевский удивленно посмотрел на Зайцева и спросил:
– Ты будешь слушать или дрыхнуть?
– Ну деревня!.. – удивился Зайцев. – Я так воспринимаю лучше. Ты читай, читай.
– "Приказ... – начал Станишевский, поглядывая на Зайцева. – Сегодня, тридцатого марта одна тысяча девятьсот сорок пятого года..."
– Чей приказ?! – Зайцев трагически всплеснул руками. – Чей?!
– Ой... – Станишевский испуганно вчитался и тут же успокоился: – Написано, написано! Я пропустил нечаянно.
– Читай внимательней. – Зайцев снова томно прикрыл рукой глаза.
– "Приказ военного коменданта города и повята, – начал снова Станишевский. – Сегодня, тридцатого марта одна тысяча девятьсот сорок пятого года, я приступил к исполнению своих обязанностей коменданта города и повята". Точка. «Пункт первый. Всем учреждениям и предприятиям общественного пользования (электростанция, водопровод, аптека, баня, торгово-промышленные предприятия и другие) продолжать работу, а тем, кто ее прекратил, – возобновить. Пункт второй. Руководителям государственных средств связи – почта, телеграф, телефон, а также частным лицам, имеющим радиостанции, владельцам типографий, типографских машин и множительных аппаратов лично зарегистрироваться в военной комендатуре в течение двадцати четырех часов для получения указаний о дальнейшей деятельности...»
– Так они и побегут регистрироваться... Их уже и след простыл! – сказал Зайцев.
– Наше дело предупредить. А там пусть на себя пеняют.
– Читай дальше.
– "Пункт третий. Всем лицам и организациям сдать до первого апреля в военную комендатуру все огнестрельное оружие военного, спортивного и охотничьего типа, а также и холодное оружие тех же типов. Пункт четвертый. Всем лицам, знающим о местонахождении оружия (независимо от того, кому оно принадлежит) и об имуществе и складах, оставленных немцами, приказываю уведомить об этом военную комендатуру".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82