- Вы не могли бы установить месяц и число, когда это случилось?
- Попробую, если нужно. Я позвоню вам.

В пятницу, когда Костюкович закончил обход, позвонил старший
лейтенант Рудько:
- ДТП произошло 19 января.
- Он был один в машине?
- Нет, с дружком. В деле есть его показания. Тоже спортсмен: Владимир
Анатольевич Покатило.
- Спасибо, старший лейтенант.
- Пожалуйста, если для дела - всегда готов.
- У меня тоже автомобиль есть, - засмеялся Костюкович.
- Тогда тем более.
- Еще раз спасибо, - Костюкович опустил трубку, - "Володя Покатило...
Это тот парень, который был в приемном покое, когда я принимал Зимина", -
вспомнил Костюкович. Что-то в обрывочных сопоставлениях не вязалось.
Поразмыслив, он отправился на шестой этаж в 1-ю нейрохирургию.
Завотделением была у себя, мыла руки, когда вошел Костюкович.
- Здравствуйте, доктор, - поприветствовал он.
- Здравствуйте. Вы ко мне? - куцым вафельным полотенцем она принялась
протирать каждый палец.
- Я к вам с просьбой, - и он рассказал, в чем дело.
- Когда он к нам попал?
- 19-го января.
- Хорошо, я узнаю, у кого он лежал, поднимем из архива историю
болезни.
- Буду очень признателен.
- Позвоните мне в конце дня, часа в четыре.
К трем Костюкович уже освободился, мог бы идти домой, но он ждал
назначенного нейрохирургом времени. Около четырех раздался звонок.
- Слушаю, - сказал Костюкович.
- Доктор Костюкович? - спросил мужской голос.
- Да.
- Это из первой нейрохирургии Лернер. Вас интересовала история
болезни Зимина? Она у меня, можете подняться, я в ординаторской. Только,
пожалуйста, не задерживайтесь, мне нужно уходить, - все это было
произнесено недовольным голосом. Костюкович знал доктора Лернера. Они
встречались, когда Лернер приходил консультировать в неврологию или когда
в нейрохирургию на консультацию вызывали Костюковича, сталкивались они и в
приемном покое. Это был угрюмый раздражительный человек, постоянно чем-то
недовольный, неуживчивый; коллеги его недолюбливали, но при этом
признавали, что Лернер высокого класса оператор, золотые руки, хотя имел
лишь вторую категорию...
- Вот, - Лернер указал на тоненькую папочку на столе, едва Костюкович
переступил порог.
Зная его характер, Костюкович даже не удивился, что тот не
поинтересовался, в чем дело.
- Он был ваш? - спросил Костюкович.
- Разумеется, - усмехнулся Лернер, - коль скоро мне было велено
рыться в архиве.
Костюкович сел, начал читать. Ничего особенного: сотрясение мозга,
поступил с высоким артериальным давлением - 180 на 80, что в этой ситуации
объяснимо. Выписали Зимина через три недели. Артериальное в норме: 120 на
70...
- Все, доктор, спасибо, - Костюкович возвратил папочку.
Лернер пожал плечами, мол, стоило из-за этого морочить голову.

Поздно вечером Костюковичу позвонила начмед:
- Марк Григорьевич? Это Ильчук.
- Слушаю, Варвара Андреевна.
- Ну и камнепад вы устроили!
- С чем?
- Да с Зиминым, с этим спортсменом! Они пришли за телом, и когда
узнали, что вскрытие все-таки было, подняли такой шум!
- Мать?
- И врач команды. Я сказала, что вы настояли. Но когда начали
угрожать, что будут жаловаться, я их выставила. Так что вам они досаждать
уже не станут... Просто имейте это в виду...
Но она ошиблась. Через час позвонил Туровский:
- Зачем ты настоял на вскрытии? Начмед матери пообещала. А ты
настоял! У людей свои предрассудки, мать не желала, чтоб кромсали тело ее
сына, - шумел Туровский.
- Не ори! - осадил его Костюкович. - Мать - ладно. Но ты же врач и
обязан знать, какой порядок существует, если человек умер в больнице. А
если этому человеку всего двадцать первый год и умирает он от внезапного
инсульта, о чем тут может идти речь?! Мы вообще не имеем права выдавать
труп без вскрытия. В данном случае к правилам прибавился и мой интерес: он
мой больной!
- У тебя что, мало других загибается?! Тебе понадобился именно Зимин?
- Жаль парня... Успокой мать, объясни, что иначе было нельзя. Будь
здоров! - Костюкович положил трубку.
Он, конечно, слукавил, сказав, что лишь соблюдение правил заставило
его настоять на вскрытии. Редкий врач-ординатор и в редких ситуациях
требует вскрытия. У Костюковича к смерти Зимина имелся свой интерес.
Когда-то он был любимым студентом у заведующего кафедрой патологической
анатомии профессора Сивака, ходил в его научное общество, хотя
специализировался по терапии и после некоторых сомнений и метаний выбрал в
ней неврологию. Все последующие годы встречался с Сиваком в больнице,
кафедра Сивака работала на ее базе, но имела свою отдельную
гистологическую лабораторию. Несмотря на разницу в возрасте и положении,
Костюкович и Сивак поддерживали добрые отношения, которые поощрял
деликатный Сивак. Года полтора назад у Костюковича умер больной. Диагноз
Костюковича и патологоанатома больницы несколько расходился. Как к
третейскому судье, отправились к Сиваку на кафедру. Он подтвердил правоту
Костюковича. Когда все уходили, Сивак задержал Костюковича: "Присядь,
Марк. Как жизнь?" - "В пределах профессии и возможностей нашего
здравоохранения, - засмеялся Костюкович. - Беготня по коридорам, из палаты
в палату, писанина". - "Сам виноват: изменил патологоанатомии -
расхлебывай. Женился?" - "Некогда, Владислав Иванович". - "Наукой не
хочешь заняться? Ты же способный!" - с неким смыслом прищурил глаз Сивак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46