Правда, и зарплата у них символическая.
- Вам спонсор нужен, Марк Григорьевич, - подмигнул Сева.
- Для этого дела спонсоров не сыщешь, Сева, я кустарь-одиночка.
- Не скажите, - загудел тренер. - Наука не должна быть сиротой, - с
умным видом изрек он, одним духом опростав фужер с "Боржоми".
- Чем тебе так интересен случай с нашим Юрой Зиминым? - спросил
Туровский. - Банальная история, у тебя же таких много.
- Не совсем банальная.
- Нам бы не очень хотелось, чтоб ты возился вокруг этого, - понизив
голос, сказал Туровский.
- А мы могли бы выступить спонсорами Марка Григорьевича, как думаешь,
Олег? - снова заговорил Гущин, наполняя рюмку Костюковича коньяком, а свою
водой.
- Конечно! - подхватил Туровский.
- Что вас смущает в моем интересе к смерти Зимина? - спросил
Костюкович.
- Спортивный мир, Марк Григорьевич, это клановая система, свои тайны,
их обсуждают только в своем кругу. Как у вас, у врачей. Вы ведь тоже не
очень любите, когда со стороны кто-то проявляет интерес к вашим
неприятностям. Нам это внимание ваше не очень приятно, разговоры пойдут.
Вы должны нас понять, Марк Григорьевич, - сведя брови произнес Гущин. -
Что у нас на десерт, Олег?
- Мороженое с фундуком.
- Скомандуй подавать! Только пусть вареньем не поливают.
- Виктор Петрович прав, Марк, - закивал Туровский.
- Хотите, мы будем вашими спонсорами? Сколько надо? Если что, немного
"зеленых" наскребем, - Гущин откинулся на спинку стула, глядя выпученными
глазами в лицо Костюковичу. - Только оставьте Зимина в покое. Думаете,
матери приятно, когда после всего опять возникает имя ее сына?
"Это я уже почувствовал: жалобы главному, в прокуратуру - подумал
Костюкович, ловя быстрым взглядом их лица, но промолчал. - Что ж, Зимин их
воспитанник, человек клана, как определил этот бугай...". Ему надоели эти
разговоры, он поднялся, пошел в туалет. Когда вернулся, демонстративно
посмотрел на часы:
- Мне пора... Вы догуливайте, а я как-то сам доберусь, может идет
какой-нибудь автобус.
- Что ты, Марк! - воскликнул Туровский. Мы тебя отвезем, - он позвал
официантку, обнял ее за плечо и увел к стойке бара платить.
Все разом поднялись.
Ехали молча, разморило - кого от еды, кого от выпитого. Костюковича
от того и другого, его начала всасывать дремота, он встряхивался,
старался, чтоб не заметили и мысленно ругал себя, что принял приглашение
на этот обед, было ощущение, что унизился - подтолкнула к такому ощущению
возникшая внезапно мысль: "А ведь они пытались меня в сущности
подкупить!.. В чем же дело?.. Почему они так отгораживают от меня Зимина -
покойника, уже не принадлежащего им?.."

17
Левин не хотел садиться обедать один, ждал жену с работы, но ее все
не было. "Стоит за чем-нибудь в очереди", - решил он, отправился на кухню,
чистить картошку было лень, и он поставил на плиту кастрюлю с водой, чтоб
сварить макароны.
В дверь позвонили. У жены были свои ключи, поэтому спросил:
- Кто?
- Это Марк, Ефим Захарович.
- Входи, сосед, - Левин распахнул дверь. - Ты, кстати, будем обедать.
Мне одному неохота, скучно. Выпьем по пятьдесят граммов. Макароны любишь?
Откроем кильку в маринаде. Есть борщ и котлеты... Проходи, садись.
- Спасибо, Ефим Захарович, я только что отобедал.
- Экий ты торопливый. Ира тебя, смотрю, обихаживает, вон животик
наметился. Она хорошая девочка.
- Этой девочке уже под сорок, - засмеялся Костюкович.
- Но я-то помню ее школьницей... Ты ко мне или к Виталику?
- К вам. За советом. У меня неприятность.
- Какого рода?
- Умер больной. Мать написала жалобу в прокуратуру, мол, халатность,
ошибка в диагнозе, невнимание и прочее. Хотя и делал все, что мог,
поверьте. У него был тяжелейшие инсульт. Молодой парень, спортсмен. Даже
если бы он выжил, а шансов там почти не было, то это "почти" означало, что
он остался бы полным инвалидом: паралич, отсутствие речи, все это
необратимо... Меня вызывали в прокуратуру.
- В какую?
- Шевченковского района. Следователь Думич.
- Этого не знаю. Наверное, новенький, из молодых... Что ты ему
сказал?
- То, что и вам сейчас. Делал все, что нужно в этих случаях, все, что
мог: капельницы, инъекции. Он прожил двое суток с небольшим и умер не
приходя в сознание.
- История болезни есть?
- Конечно. Но следователю этого мало.
- Почему?
- В жалобе сказано, что я ошибся в диагнозе.
- А вскрытие?
- Подтвердило мой диагноз.
- Так в чем же дело? Надо снять копию с протокола вскрытия.
- Протокол потеряли, - Костюкович уклонился от подробностей на тему
исчезновения протокола.
- Это хуже, - Левин задумался. - Тебя, конечно, потаскают, нервы
потреплют. Тут еще многое будет зависеть от того, какую позицию займет
руководство больницы: главврач, начмед. У тебя как с ними?
- С начмедом нормально. С главным похуже, он вообще дерьмо. Едва ли
станет меня защищать, скорее отдаст на съедение.
- А зав патологоанатомическим отделением как?
- Она подтвердила мой диагноз. Вскрывала она.
- Это важно.
Костюкович хотел было сказать, что это ничего не меняет, поскольку
"они любовники", как сказано в жалобе на имя главврача, и подтвердить
диагноз теперь нечем - все похищено, но передумал.
- Я написал объяснение в прокуратуру, хотел вам показать, - он достал
из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
Пока Левин читал, Костюкович размышлял: "Сказать ему или нет, что обе
жалобы, конечно, инспирированы, что написаны, как он уверен, не матерью
Зимина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46