Бедный Натаниель!
– Она даже думать отказывается о том, что пора найти себе мужа.
– О Боже!
– А ее отец, то есть мой дядя, оказался настолько безрассудным, что внес в завещание пункт, по которому она сможет распоряжаться своим наследством только в возрасте тридцати лет.
– Вот уж действительно безрассудно! Что ж, надеюсь, она не настолько юная и вам не придется опекать ее еще много лет.
– Да, ей уже двадцать четыре года, но мне последующие шесть лет представляются целой вечностью, Софи. У этой девушки буквально по каждому вопросу существует собственное мнение!
– Я не удивилась бы, – проговорила София, – если бы Лавиния возмутилась, услышав, что ее называют девушкой. Это действительно так, Натаниель, или вы просто оговорились? Вероятно, она очень умна, если ей хватает смелости рассуждать самостоятельно. Хотелось бы мне с ней познакомиться.
– У вас будет эта возможность. – Натаниель усмехнулся. – Я сейчас вспомнил, Софи, вашу способность так мягко делать замечание, что человек даже не очень понимает, что ему делают выговор.
– Я никому не устраиваю выговоров, – сказала она, подняв брови, – у меня нет на это права.
– Но Лавиния действительно не выносит, когда ее называют девушкой.
София пригубила шоколад из своей чашки, чтобы спрятать улыбку.
– Постараюсь больше не называть ее так, – пообещал он. – Но вы просили меня рассказать о сестрах.
Натаниель рассказал ей о сестрах, а она – о своей жизни после Ватерлоо. Она с большим юмором описала прием в Карлтон-Хаусе – в основном представляя в забавном свете собственную персону. Особенно он развеселился, слушая ее описание тюрбана, который она водрузила на только что вымытые и потому особенно непослушные кудри. От души хохоча, он живо представил их решимость вырваться из сдерживающих их шпилек и отчаянные попытки Софии вернуть локоны на надлежащее место.
– Уолтеру очень польстило бы чествование, – вздохнула она, отставляя пустую чашку на столик рядом с креслом. – Я часто думаю, понимал ли он, какой героический поступок совершает и кого спасает? Неужели он узнал герцога Веллингтона? Интересно, осознаёт ли человек в пылу сражения свою отвагу? Как вы думаете, Натаниель?
– Думаю, не совсем. Скорее, в этот момент он действует под влиянием порыва. Желание выручить друга или товарища приходит совершенно инстинктивно. В жаркой схватке с неприятелем для рационального мышления просто нет времени.
– Я бы подумала, – возразила Софи, – что инстинкт выжить и убежать не менее силен, разве не так?
– Да, но только до начала сражения. Собственно, и в любое другое время. Чем больше сражений у человека за плечами, тем сильнее его желание выжить. Но не тогда, когда битва уже начинается. Человеку не терпится услышать канонаду, чтобы чувство страха уступило место другим чувствам.
Ему пора было уходить, он и так слишком засиделся. Пожалуй, он провел здесь не меньше часа. Но ему было тепло, уютно и опять хотелось спать. И еще что-то особенно приятное успокаивало его. Натаниель бессознательно ощущал это. Слегка наклонившись к Софии, он глубоко вдохнул воздух.
– Ну конечно, это ваши духи! – воскликнул он. – Вы всегда ими пользуетесь, Софи. Я ни от кого не слышал такого дивного запаха.
– Но я не пользуюсь духами, вы ощущаете запах мыла.
– Тогда вам стоило бы поделиться своим секретом с другими женщинами! – воскликнул Натаниель. – Это самый привлекательный аромат, который я когда-либо вдыхал.
Они снова дружелюбно улыбнулись друг другу, только на этот раз что-то произошло. Мгновенная пауза… Встреча взглядами… Внезапное замешательство… Внезапное, совершенно неожиданное сексуальное напряжение.
Он отвел от нее взгляд и в полном смущении отвернулся, чтобы поставить чашку на столик со своей стороны кресла. Потом опять обернулся к Софии, собираясь поблагодарить ее за шоколад и пожелать ей спокойной ночи. Но она вдруг положила свою руку на лацкан его сюртука и, не глядя на него, стала слегка его поглаживать, и наконец ее рука остановилась у его сердца. Натаниель едва ощущал ее прикосновение, едва дышал.
У него пересохли губы. Он боялся вспугнуть ее. Нужно было что-нибудь сказать, начать двигаться, встать на ноги. Вместо этого он наклонился к ней, мгновение помедлил, давая Софи возможность изменить ситуацию, затем закрыл глаза и нашел ее губы своими. У него кружилась голова. Он ожидал, что она отпрянет. Несколько секунд ее губы оставались неподвижными, потом она слегка ответила на его поцелуй.
Не веря собственной смелости (или наглости?), он обвел кончиком языка контур ее мягких сомкнутых губ, слегка надавил в разделяющую их линию и, когда София раскрыла губы, неуверенно, как будто не совсем понимая, чего он просит, скользнул в глубь ее рта и машинально повернул ее голову так, чтобы она легла на спинку кресла.
Это был долгий и глубокий интимный поцелуй. Натаниель невольно застонал и поднял голову, чтобы взглянуть на Софи. Она ответила ему взглядом, смысл которого он не мог понять. Она не пыталась оттолкнуть его или сама отодвинуться, а только все так же пристально смотрела на него. Напряжение не уменьшалось, а, напротив, возрастало.
– Вы собираетесь дать мне пощечину? – осторожно спросил Натаниель. – Или… Или приглашаете меня к себе в постель?
– Нет, я не намерена давать вам пощечину, – невозмутимо возразила она, продолжая пристально вглядываться в его лицо.
Он напряженно ждал.
– Я приглашаю вас в постель, – тем же ровным голосом медленно произнесла она через несколько мгновений.
Он поднялся и протянул к ней руки. Она серьезно взглянула на них и, чуть помедлив, вложила в них свои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98