– Ты… ты не жалеешь о том, что случилось в Лондоне? Она решительно покачала головой и направилась к окну в конце галереи. Действительно, за домом были разбиты яркие цветники, перемежающиеся лужайками с расставленными на них скамьями.
– Софи, – тихо сказал он.
Он приблизился к ней почти вплотную. Она вся съежилась и вдруг произнесла то, о чем и думать не думала, что никогда не собиралась поверить ни единой душе.
– Мне нужно кое-что сказать вам. Относительно тех писем.
Последовало молчание. Если он сейчас не заговорит, подумала София, она не посмеет продолжать, а значит, так и не испытает облегчения от признания, которого, как она сейчас поняла, так жаждала ее измученная душа.
– Ты говоришь про те письма, которые сжег Кен? – наконец спросил Натаниель. – Но тебе ничего и не нужно говорить, Софи. Никто из нас их не читал. И мне безразлично, кто была та женщина. Меня задевает только тот факт, что Уолтер тебя оскорбил. Может, то, что его нет в живых, к лучшему для всех нас.
– Они были написаны не женщине, – сказала она, закрыв глаза и низко опустив голову.
На этот раз молчание казалось еще более долгим.
– Это был лейтенант Ричард Калдер, – сказала она. – Я его не знаю. Может, вы знаете или помните это имя.
– Это тот самый человек, которого он пытался спасти и при этом сам погиб. – Натаниель старался говорить как можно спокойнее.
– Какая ирония судьбы! – усмехнулась она, но тон ее был серьезным. – Уолтер был посмертно награжден, а мне пожалованы дом и пенсия – за то, что он проявил отчаянный героизм при спасении младшего по званию офицера – своего любовника.
– Софи!
Ей не следовало обременять его этой постыдной историей. Она могла только до глубины души смутить его. Больше того, вызвать у него брезгливое отвращение. Именно этого она и боялась, когда ее шантажировал Борис Пинтер. Но сейчас это почему-то уже не имело такого значения. Она почувствовала сильнейшее желание поведать ему правду.
– Я ничего об этом не знала, Натаниель, – сказала она. – Оказывается, он писал эти письма на протяжении двух лет и выражал в них свою глубокую страсть, что подтверждало их физическую близость. Но Уолтер вел себя очень скрытно, так что я ничего не заподозрила. Правда, ему приходилось все скрывать. Его бы разжаловали, если бы все это вышло наружу. А ведь это преступление. За это могли бы и повесить, верно?
– Да.
– Если бы лейтенант Калдер был так же скрытен, я никогда бы об этом не узнала. И Борис Пинтер тоже. Но после его смерти стали разбирать его вещи и среди них нашли эти письма, которые он хранил.
– О, Софи! – сочувственно пробормотал Натаниель. Она изо всех сил уцепилась за подоконник обеими руками.
– Должно быть, вас он тоже любил. Возможно…
– Но я не знала о… о его вкусах. Да и как я могла узнать? Он женился на мне, когда мне было восемнадцать лет. Я была наивной, неопытной девушкой и мечтала счастливо прожить с ним всю жизнь. Он вовсе не был жестоким. Не думаю, что, он намеренно причинил бы мне боль. Мне кажется, он решил жениться, чтобы выглядеть солидным и респектабельным человеком. А кроме того, он надеялся убедить себя в том, что… Ну, что он нормальный мужчина. Он… Я… О, Натаниель! – Она закрыла лицо руками. – В нашу брачную ночь… после того… он бросился к ширме… и его вырвало!
Она услышала за своей спиной постукивание его ботфортов по паркетному полу, когда он отошел от нее. И вся замерла от ужаса содеянного. То, что она вдруг рассказала ему об этих интимных кошмарных подробностях, для нее самой было полной неожиданностью. Как у нее все это вырвалось? И кого она посвятила в эту мерзость – самого Натаниеля?!
Она слышала, как он вновь приблизился и остановился у нее за спиной, но не смела посмотреть на него.
– А теперь расскажи мне обо всем, – мягко предложил Натаниель. – Расскажи мне все, о чем тебе хочется сказать, Софи. Не забывай, я твой друг.
Некоторое время она не могла говорить, а только с силой прикусила губу, чтобы остановить подкативший комок рыданий. Никогда и никто не говорил ей таких драгоценных слов!
– После того как прошла неделя… таких вот отношений… я попросила, чтобы он отправил меня к моим родителям, – наконец заговорила она. – Вот тогда он и признался мне во всем и умолял меня остаться с ним. Я не могла вынести мысль о том, чтобы вернуться домой, где все будут считать, что я ему не подошла. И тогда мы заключили с ним сделку. Мы договорились, что будем жить как муж и жена – чтобы так думали все окружающие, а на деле будем просто товарищами. Мыдалидруг другу обещание, что сдержим клятву, данную в церкви, будем верны друг другу и не будем вступать в связь с другими. Я выполнила свое обещание. И была уверена, что он выполнял свое… пока ко мне не явился Борис Пинтер с этими письмами.
И опять оба надолго замолчали.
– Значит, – наконец заговорил он, – после первой недели твоего замужества, когда тебе было восемнадцать лет, у тебя никого не было… до меня?
– Нет. – Она отрицательно качнула головой.
– И полагаю, именно после этой первой недели ты и начала скрываться?
– Что?
София по-прежнему смотрела в окно и видела прогуливающихся среди цветников Джорджину и Льюиса. Молодые люди держались за руки и выглядели такими юными и невинными, очевидно, ожидая долгой и счастливой жизни друг с другом после завтрашней церемонии в церкви. София всей душой молилась, чтобы их ожидания оправдались.
– Именно с того момента ты стала носить одежду, которая тебе не подходила, и приобрела сдержанные и доброжелательные манеры пожилой особы?
Именно тогда, Софи, ты стала от всех таить свою красивую внешность и женственность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98