Убежище ребенка.
Никакого света. Только звуки. Воспоминание возвращается снова и снова.
Звуки? Голоса. Голоса, которые он знает. Голоса, которые он
ненавидит. И один новый. Незнакомый. Выговор, как по телевизору. Не
ирландский. Американский, сразу можно сказать. Американцы. Они как-то
приезжали в деревню. Обедали в пабе. Фотографировали. Один сфотографировал
его. Дал ему монетку. Золотую. Двадцать пенсов. Накупил сластей. Все съел.
Американцы.
Здесь? В этом доме. Любопытство заставило его подойти к двери чулана,
взяться за ручку. Он повернул ее, осторожно приоткрыл дверь. Голоса стали
громче, яснее. Кто-то кричал. Наверное, дядя Симус.
- Наглость какая - явиться сюда! Да как у тебя духу хватило,
мерзавец? Явиться сюда, в тот самый дом, где она умерла и все такое! Как
ты только осмелился...
- Почему вы кричите, мистер Райан? Я сказал вам, почему я сюда
приехал. Вот из-за этого.
Это и был новый голос. Американский выговор. На самом деле не
американский, такой же ирландский, как и у всех остальных, но все-таки
временами американский. Такой редкий случай невозможно было упустить.
Брайан совсем забыл про свою обиду из-за того, что его так рано отправили
в свою комнату, забыл, какой закатил скандал и как в конце концов оказался
в чулане, в темноте, где можно кусать кулаки и плакать, не боясь, что
кто-нибудь увидит или услышит.
На цыпочках он пересек маленькую комнату, ощущая босыми ногами
сначала холод пола, потом тепло коврика у двери. Ему было уже пять лет, и
теперь он мог смотреть в замочную скважину, не подкладывая под ноги
толстую книгу. Он прижался глазом к скважине.
- Это письмо я получил несколько недель назад. - У человека с
американским акцентом были рыжие волосы и лицо в веснушках. Он сердито
взмахнул какой-то бумажкой. - На конверте почтовый штемпель, поставленный
здесь. В Таре, в этой деревне. Хотите знать, что там написано?
- Убирайся отсюда! - раскатисто прозвучал низкий, хриплый голос,
перешедший в приступ кашля. Дед. Все еще курит по двадцать сигарет в день.
- Ты что, слов не понимаешь? Тебя здесь не хотят видеть.
Приезжий понурился, вздохнул:
- Я это знаю, мистер Райан, и не хочу с вами спорить. Я только хочу
знать, правда ли все это. Этот человек, кто бы он ни был, пишет, что Эйлин
умерла...
- Это правда, клянусь Богом, - и убил ее ты! - Дядя Симус все больше
выходил из себя. "Наверное, сейчас ударит этого человека, как меня
ударил", - подумал Брайан.
- Мне это было бы трудно, ведь я не виделся с Эйлин больше пяти лет.
- Но ты виделся с ней на один раз больше, чем надо, и нечего
изворачиваться. Сделал ей ребенка, мерзавец, сбежал и оставил ее на позор.
Вместе с ее ублюдком.
- Это не совсем так, да и какое отношение это имеет...
- Убирайся отсюда вместе со своими красивыми словами!
- Я не уйду, пока не увижу мальчика.
- Черта с два ты его увидишь!
Послышался шум борьбы, грохот упавшего стула. Брайан изо всех сил
вцепился в дверную ручку. Это слово он хорошо знал. Ублюдок. Это он, так
его звали все мальчишки. Но при чем здесь тот человек в гостиной? Брайан
не мог этого понять и должен был выяснить. Его, конечно, побьют, но это
неважно. Он повернул ручку и толкнул дверь.
Дверь распахнулась и с шумом ударилась в стену. Все замерло. На
диване - дед в рваном сером свитере, с сигаретой во рту, от которой
струйка дыма поднималась ему прямо в прищуренный левый глаз. Дядя Симус,
со стиснутыми кулаками и побагровевшим лицом, рядом с ним на полу упавший
стул.
И приезжий. Высокий, хорошо одетый, в костюме с галстуком. Черные,
начищенные до блеска туфли. Он смотрел на мальчика, и по лицу его было
видно, как он взволнован.
- Привет, Брайан, - произнес он тихо-тихо.
- Берегись! - крикнул Брайан. Но было уже поздно. Дядин кулак,
загрубелый за годы работы в шахте, обрушился на лицо человека, сшиб его с
ног. В первый момент Брайан подумал, что сейчас они начнут драться, как
дерутся у кабачка по субботним вечерам, но на этот раз все было иначе.
Приезжий потрогал щеку, взглянул на свою окровавленную руку и поднялся на
ноги.
- Ладно, Симус, может, я это и заслужил. Но не больше, так что
хватит. Послушай, убери свои кулаки и хоть немного пошевели мозгами. Я
видел мальчика, и он меня видел. Что сделано - то сделано. Я думаю о его
будущем, а не о прошлом.
- Глянь-ка на них, - проворчал дед, сдерживая кашель. - Как две капли
воды, и рыжие оба, и все такое. - Настроение его внезапно переменилось, и
он махнул рукой, так что от сигареты посыпались искры. - Иди-ка назад в
комнату, малец! Нечего тебе тут смотреть, и слушать нечего. Быстро к себе,
пока не попало!

Обрывки, разрозненные, проплывающие вне времени. Давно забытые,
бессвязные картины. Окруженные тьмой, перемежающиеся тьмой. Почему все еще
темно? Пэдди Дилени. Его отец.
Как кадры из кинофильма, которые мелькают на экране так быстро, что
не успеваешь разглядеть. Тьма. Снова кинокадры, опять четкие и ясные.
Оглушительный рев моторов, окно перед ним - таких больших окон он
никогда еще не видел, даже в магазинах. Он крепко вцепился в отцовскую
руку. Немудрено испугаться - все это было так ново.
- Вон наш самолет, - сказал Патрик Дилени. - Большой, зеленый, с
такой нашлепкой сверху.
- 747-8100. Я видел картинку в газете. Мы прямо сейчас в него сядем?
- Очень скоро - как только объявят посадку. Мы сядем первыми.
- И больше я не буду жить в Таре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23