– Многие ее Мальчики были японцами и есть. Том. Ты. Мы знаем. Твои ткани взяты за образец после использования наркотиков. Мы тебя протестировали.
Юки почувствовала новые мурашки, то, что Эш называл «гусь гуляет по могиле»:
– Кто «мы»?
– Небольшая группа японцев, тоскующих по своей родине. Мы хотим домой.
– Но… – Юки почувствовала приступ тошноты. – Подождите, а что с именем Боди Сатива?
– Пока еще не время сбрасывать одежды этого образа и представать в другом.
Юки нахмурилась, не видя связи:
– Количество людей, помнящих такую Японию, должно неумолимо сокращаться. А разве я японка, хотя бы потому, что физически острова были уничтожены?
– У всех народов есть природные ресурсы, – ответила Боди Сатива. – Мы восстановили наши, не в почве, горах и океане, но в плоти и крови, нервах и синапсах. Разве ты не чувствуешь?
По ней прошла какая-то рябь, ощущение чужого тела, словно кто-то еще по удаленному доступу оказался в ее костюме ИР. До сих пор это не казалось чем-то ужасным и грубым, словно кто-то чужой захватил тебя изнутри.
Она почувствовала нежное прикосновение на плече и подняла глаза: перед ней над столом парила высокая женщина в традиционном японском костюме. Она кивнула и начала четкие медленные движения, с грацией живого человека.
Не кукла. Марионетка, которой управляло несколько живых людей. Недетское развлечение, нобунраку, классический японский театр марионеток, такой же серьезный, как но и кабуки, демонстрация искусства и грации, контроля и взаимодействия. Теперь она видела очертания людей, двигающих марионетку, но не различала их лиц. Видела их и чувствовала…
Она подняла руки и стала с интересом наблюдать за ними.
– Том? – прошептала она, потерев руки, пытаясь почувствовать чужое присутствие, почувствовать всех, чьи руки двигались и чувствовали вместе с ней.
– Игучи ты здесь не найдешь, – сказала Боди Сатива. – Он разорвал цепочку. Он не верил в оживление Старой Японии. Он верил в парки развлечений. Люди скорее поверят во всякий вздор вроде Двери наружу. Или что блудники Джой Флауэр никогда не сопротивлялись, если другие надевали их, словно одежду, для ощущения бесконечной власти. Или что японцам потребуется отдельный «Город после катастрофы». Спасибо, у нас уже есть такие. Ты же не невежественный sansei, как Том, ты же все знаешь, да?
Юки откинулась как можно дальше назад, стараясь уменьшить ощущение зависимости от взгляда женщины.
– Что вам от меня надо?
– Знаешь искусство наполнения чашки чаем, если чая нет?
Она покачала головой.
– Мне бы следовало научить, как получить Томоюки Игучи там, где его очевидно нет. Найди его, и с его помощью достань каталог со всеми искусствами Старой Японии. И в первую очередь с искусством bunraku. Чтобы мы вспомнили, как стать единым народом.
– Хотите собрать сливки? – холодно спросила Юки.
Боди Сатива благосклонно улыбнулась:
– Сам каталог все сделает, если Томоюки Игучи не захочет с нами воссоединиться.
– Почему я?
– Ты носишь его внешность. Джой Флауэр запустила тебя в ней сюда для его поимки. Так же легко ты поймаешь его и для нас.
Юки неохотно кивнула:
– Хотя остается одна сложность. Я сейчас падаю с самолета…
– Знаю, – сказала Боди Сатива, – и тебе надо поспешить, чтобы все закончить прежде, чем ты снова упадешь на землю.

[ОДИННАДЦАТЬ]
СМЕРТЬ В ЗЕМЛЕ ОБЕТОВАННОЙ [V]

– У меня плохое настроение, – сказала Константин, массируя большим пальцем ладонь, ее икры, ступни и руки все еще сводило судорогой.
– Ну, оно и понятно. – Сидя за столом в кабинете менеджера, Тим Мецер непрерывно зевал. – Было глупо отправляться в такой лихорадке. Некоторые разогреваются перед сеансом, как атлеты. Но, знаешь, на мне теперь не надо ничего вымещать.
– Да, я вымещаю злобу. – Константин согнула руку. «Напряжение – наш друг». – Поскольку знаю, что вы так хитро снабжаете пользователей наркотиками, что уличить вас довольно трудно. Я только не знаю, кто с вами – Мэнк или Плешетт.
Тим Мецер на несколько мгновений перестал скучать, словно он что-то задумал.
– Плешетт, если захотите, вы всегда сможете переманить на свою сторону. Мэнк ничего не знает. Он даже не уверен, на той ли планете находится.
– Невинность – хрупкая штука. Не рассказывай ему. – Константин сердито на него посмотрела. – Еще я не понимаю, зачем ты послал меня к Боди Сативе, когда знал, что она расскажет мне о наркотиках.
– Я не думал, что она расскажет про салон, – обиженно ответил скучающий Мецер, – и про поставщиков.
– Это было не трудно выяснить, – недовольно сказала Константин. – Надо было только угадать поставщика. И у меня было всего три версии. Неужели ты всех здесь в реальности за идиотов держишь?
Мецер снова пожал плечами и беспомощно развел руками.
– Вопрос риторический? – спросил он, зевая.
– Нет, – с преувеличенным терпением ответила Константин. – Я просто пытаюсь объяснить тебе, что, просиживая под наркотиком в ИР часами, ты стал заблуждаться относительно восприятия живого мира, считая его глупым и медленным. Не говоря уж о скучности реального мира.
– Извини, но он скучен. – Тим Мецер зевнул. – Ну, правда.
– Тот парень умер в реальности, – сказала Константин. – И умер не от скуки.

Гилфойль Плешетт, как и ее адвокату, было не до скуки. Она сменила кимоно на длинную черную форменную одежду, которая была больше, чем платье, но меньше, чем пальто. Ее адвокат тоже был адептом церкви «Великолепные малыши», пожилой мужчина по имени Карл Розарио, который умудрялся не выглядеть нелепо, сидя на столе в костюме и со скрещенными ногами. У него был карандаш, пишущий широкими черными линиями, и блокнот вместо электронного архивера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65