– В те времена, кроме Японии, в мире ничего не было, manuke Болван (яп. ).

.
– Размечтался .
– Нет, это ты размечтался, gaijin Иностранный, чужеродный (яп. ).

овца…
– Ну-ну-ну, он сказал «gaijin»! – белый поднял руки и стал сучить пальцами. – Опять завел пластинку Мисимы, да?
Японец бросил капсулу с гелем в крошечный нарукавный карман и сделал вид, что собирается уходить.
– Все, все, извини. Чем закончилось-то? Или это все?
– Остальные боги собрались вокруг пещеры и стали просить ее выйти, но тщетно. – Японец замолчал, оценивая, продолжать ему или нет. – Потом Грозная Богиня Небес…
– Кто? Чего?
– Грозная Богиня. Небес, – проворчал японец. – Теперь чего тебе не нравится?
– Чем же она ужасная?
Японец коварно улыбнулся:
– Если тебе повезет – узнаешь. Грозная Богиня Небес стала танцевать, она танцевала, танцевала, танцевала и постепенно начала возбуждаться. А за ней возбудились и другие боги, потому что танец был очень страстным. И на самом пике она вдруг завернула такое сексуальное па, что все кончили. И она тоже. И все засмеялись…
– Засмеялись? – Лицо белого выражало недоверие. – Вы чё, ребят, смеетесь, когда кончаете?
– Познаешь триумф – узнаешь, – невозмутимо ответил японец. – Боги смеются. Демоны смеются. Если тебе позволят туда попасть, тоже будешь смеяться.
– Спорим, не буду. И все? Все кончают и смеются, ха-ха, счастливый конец? Или нас прокатят в пещеру?
– Это тебе не парк развлечений.
– Вот черт, танцы мне покажут в любом клубе и в этой вселенной…
– Они не сравнятся с Грозной Богиней, – самоуверенно заметил японец.
– Да? В полуквартале отсюда есть женщина, у нее шесть заряженных колец, внутри…
– Ты прав. Я бы не связывался с таким ужасом. Удивляюсь, как ты не боишься. – Японец, казалось, испытывал отвращение. – Что если сжаришься там? Что если совсем сжаришься? – Он вздрогнул. – А ты женат?
– Да, женат. Но ничего серьезного. Имя я ей настоящее не говорил, и вообще. – Белый вытянул руки. Внешняя сторона была покрыта специально нанесенными шрамами, но выглядели они не очень. Самодеятельность: хотели доконать скарификатор или наоборот. В итоге красоты не получилось – обычные повреждения. Японец этого зрелища не выдержал.
– Если бы я захотел зарядить и почистить свою палочку волшебную, то мог бы оторваться где угодно. Черт, да я бы просто пошел домой. Я думал, у тебя тут нечто такое, а ты мне банальную эрекцию предлагаешь от того, что передо мной задницей покрутят. Грозная Богиня Небес, конечно! Да миссис Владычица Инга мозг костный высосет и даже прическу не испортит.
– Если бы она увидела священные гениталии Ама-ко Удзуме, она бы упала навзничь, кончая и смеясь, как гиена. – Японец поднял руку, поскольку белый хотел что-то возразить. – Послушай, я понял, что ошибся в выборе. Для такого мероприятия ты слишком мало разбираешься в местном колорите.
Белый привстал:
– Ты назвал меня долбаным туристом? Мешок с дерьмом, ты знаешь, кто я такой?
Японец вполовину улыбнулся:
– Все знают. Ты часто всем рассказываешь. Но даже если ты действительно…
– У меня есть свидетели!
На другом конце залы приносившая чай официантка бросила застилать скатерть и с неприкрытым любопытством нагло уставилась на них.
– И я тогда принял не слишком много, – мрачно добавил белый. – Крошечная доза. Если бы ее нашли у меня в кармане, то даже арестовать за хранение не смогли бы.
– Да мне плевать, что ты принимал. Это не олимпиада. Свидетели – тоже не проблема, – произнес японец, добродушно улыбаясь официантке. – Старший брат смотрит, младший, старшая сестра прослушивает телефон, младшая сестра выслеживает, а может, им приказали, что в принципе одно и то же. Без зрителей ты ничегошеньки не сделал бы. Парни вроде тебя руки на себя не наложат без соглядатаев. Уверен, они видели, как ты вышел из дома. И если ты и вправду сделал, то под кайфом и единственный раз. Думаю, это все, на что ты способен. Один раз. Один-единственный. Думаю, не важно как, все равно тебе пришлось прибегнуть к ругани и старомодному способу – посредством рук. Или жены.
– А ты сам что ж, священник хренов этого, как там, Шинту? Хиндо?
– Наши священники обет безбрачия не дают. Я и не говорю, что не имею права посещать это действо, если мне вдруг приспичит. Я говорю: ты слишком мало разбираешься в местном колорите.
Белый возмутился:
– Ишь ты, а твое тело, значит, разбирается.
– Нет, – резко ответил японец. – Сколько можно объяснять: тело не разбирается, его вообще никто не трогает. – Он нагнулся над столом и постучал белому по голове. – Все твое тело вот здесь и больше нигде. Там ломаешь шею и конец, но здесь все по-прежнему. Ты можешь взять только часть тела, ненужное отрезать, выкинуть, но здесь все останется так, как прежде.
– Ай, да все знают про это дело, – сказал белый. – Мать вечно твердила о фантоме вырванного зуба, как безногие о фантомных болях в ампутированной ноге.
– Aitsu wa kusomitai! Вот дерьмоголовый! (яп. )

Теперь он рассказывает про чертов фантом маминого зуба, – сказал японец испуганной официантке, занявшейся новой скатертью.
– Почему мы не можем взять фрактального дерьма? – Белый начал тереть скатерть, словно трение могло бы оживить рисунок.
– Черт, теперь фракталы. – Японец помотал головой. – Не понимаю, чего я с тобой время теряю, ты же ничего не поймешь. Да ваш белый брат никогда ничего не поймет, да еще на тебя похожий. Вы же… вы давным-давно душу свою продали за удобную парковку. Знаешь, как только рождается белый, здесь открывают новую франшизу?
– Да, – зло ответил белый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65