Сам пилот, жестко пристегнутый к своему сиденью, невидящими глазами смотрел на паутину, сотканную выстрелами Лока на плексигласе. Лок наклонился над трупом – одна дыра в груди, другая в левом виске – и увидел тщедушное тело Тяня, лежавшего со сломанной шеей. Одну руку вьетнамец подвернул под себя, другую вытянул вперед, словно что-то отстраняя. Тянь был мертв.
Услышав звук захлопнувшейся дверцы, Лок вздрогнул, как от удара. Через несколько секунд взревел двигатель, колеса заскрежетали по гравию, и автомобиль, стоявший в ста ярдах от него за высокими кактусами, покатил прочь. Пыль вилась за ним вдоль края оврага.
Один из них уже умер. Им недостаточно хорошо платили, чтобы у них появилось желание довести дело до конца после смерти Тяня и без поддержки с воздуха. Выжившие пехотинцы бежали с поля боя.
Лок отошел от искореженного летательного аппарата в тень одной из древовидных чолл. Он опустился на песок в благословенной тени, баюкая винтовку на коленях; его голова неудержимо клонилась на грудь от опустошающей усталости. Он закрыл глаза, пытаясь не думать о мухах, уже жужжавших над телами в вертолете.
Спустя довольно долгое время, если судить по положению солнца, он проснулся от шума какого-то летательного аппарата, пролетевшего низко над ним в западном направлении. Протерев глаза, он заметил одномоторный самолетик, спускавшийся к невидимой посадочной полосе в трех или четырех милях от того места, где он находился. Было очевидно, что этот самолет не занимался его поисками. У Лока разболелась голова, перед глазами плясали крошечные искры. Должно быть, грунтовка, на которую он съехал с автострады, вела к маленькому аэродрому.
Он посмотрел на перевернутый джип и покачал головой. Пожалуй, ему будет не под силу починить машину в одиночку. Придется идти пешком. Послышалось воркование дикого голубя, затем пронзительная песня крапивника. Мухи, клубившиеся над местом крушения вертолета, издавали слитный деловитый гул.
Лок рассмотрел возможность позвонить Фолкнеру в Вашингтон, но отбросил ее. Он помнил статью в газете, прочитанной на станции техобслуживания. Девушка была наркоманкой и проституткой, он якобы подцепил ее на улице. Автомобиль, взятый им напрокат, видели в округе. Да, Тургенев держал его в ящике с плотно запечатанной крышкой.
Несмотря на то, что он сделал здесь...
А что, собственно, он сделал? Избавился от непосредственной угрозы. Дал себе передышку, – возможно, на несколько часов, – и часть этого времени уже потрачена на сон.
Ничего другого ему не оставалось. Тургенев сжег за ним все мосты.
Вода... он должен найти воду. Потом чего-нибудь поесть. Нужно добраться до посадочной полосы до наступления темноты.
* * *
Игорь Трешиков, шеф УВД Нового Уренгоя, с печалью смотрел на Воронцова, чья голова покоилась на больничной подушке. Правая рука начальника следственного отдела была скована тяжелым лубком, голова забинтована, а гипсовый корсет под одеялом фиксировал сломанные ребра. На его челюсти чернели кровоподтеки, на скулах остались пятна от ожогов.
Трешиков неуверенно переминался с ноги на ногу. Люди Воронцова – Дмитрий Горов, Марфа, сама только что вставшая с больничной койки, и Голудин – собрались вокруг постели, как церемониальные телохранители.
Воронцов смотрел на Трешикова мутным взглядом, и начальник УВД пытался пробудить в своей душе возмущение, овладевшее им, когда он получил инструкции от Бакунина. Теперь праведный гнев мог послужить для поддержки его авторитета и достоинства во время свидания с Воронцовым. Глядя на своего подчиненного, Трешиков чувствовал себя так, словно его обвинили в предательстве.
– Я... мне постоянно сообщали о твоем состоянии, Алексей, – это было все, что он мог выдавить из себя сейчас. Девушка презрительно усмехнулась. Глаза Воронцова ненадолго закрылись, а затем снова открылись – медленное, отрешенное движение. По словам врачей, мозг не получил серьезных повреждений. Да, было сильное сотрясение, но вполне излечимое.
– Террористы, разумеется... – Трешиков проглотил окончание фразы. До телефонного звонка Бакунина он мог бы поверить в эту удобную выдумку, даже действовать в соответствии с ней. Повальные обыски, аресты, допросы – все, чтобы добраться до террористической ячейки, совершившей покушение на сотрудника правоохранительных органов.
Бакунин, не утруждая себя объяснениями, приказал ему отстранить от расследования Воронцова и его людей. Этим он взорвал вымысел изнутри так же бесповоротно, как те люди, чье могущество не могло подвергнуться и – малейшему сомнению, взорвали квартиру Воронцова.
Губы Воронцова раскрылись, как раковина устрицы.
– Вера Силкова убита вместе с ребенком, – слабым бесцветным голосом произнес он.
После секундного замешательства Трешиков вспомнил о двух случайных жертвах взрыва: молодая женщина, чья-то любовница, и ее ребенок. Их квартира располагалась рядом с квартирой Воронцова. Взрывчатка была заложена в телевизор, детонатор сработал от радиосигнала. Воронцов задержался на лестничной площадке перед дверью, разговаривая с соседкой. Террористы... Они проникли в квартиру под видом техников, искавших протечку газа. Вероятно, они неправильно рассчитали время, поторопились с детонацией. Как бы то ни было, взрыв раздался на десять секунд раньше нужного времени – хотя и не для молодой женщины, сидевшей за столом с другой стороны стены, отделявшей ее спальню от гостиной Воронцова, где стоял телевизор. Она и ребенок погибли мгновенно.
– Ужасное дело... – начал Трешиков, снова зашаркав ногами, когда эхо требовательного, жесткого голоса Бакунина пробудилось в его памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127