А я думала о труппе Марты Грэхем, которую очень хорошо принимали в Штатах. Кроме того, я знала, что Баланчин был не так давно на Кубе, искал чего-то нового для балета, но уехал ни с чем из-за трусости и предрассудков людей, скрывших от него то, что Гаспар показал мне в Снежном Коме». А вот если бы мне удалось поставить действительно самобытный, совершенно оригинальный балет, о котором я мечтала, я бы связалась с Баланчиным. К тому же Париж восстал из пепла, а в Париже... Я вспоминала блестящий сезон в Мулен Руж, когда там выступал нью-йоркский «Коттон-клаб». Жозефина Бэккер... Луи Армстронг... Дюк Эллингтон, наконец... «Если хочешь ехать за границу,— сказал Гаспар,— это дело другое». «Больше их сюда водить нельзя»,— твердила свое Тереса. Я решила: классы будут такими же белыми, мамаши могут не бояться, что здесь изнасилуют их-светских барышень... («Господи!»— вздрогнули ученицы.) Маргарита и Сильвия стали уже замечательными педагогами. Я буду заходить сюда каждый день,
чтобы присмотреть за выпускницами, буду глядеть, поправлять, советовать и все такое прочее. А в то же самое время, решила я, где-нибудь в старом городе мы откроем школу народных танцев. «Ради бога, только не под твоим именем! — сказала Тереса.— Тогда ее сразу назовут танцклассом, а ты знаешь, что такое здесь танцкласс—просто бордель».— «И ты думаешь, что переменишь нравы, заставишь работать, подтянешь хоть в танце тех, кто тут был? — смеялся Гаспар.— Они пляшут, как дышат, такими они уродились и не знают, с чего бы им танцевать иначе». В этом он был прав, но я и не собиралась работать со взрослыми, сложившимися людьми. У них были сыновья и дочери. Им-то я и решила дать полное образование. Учителя три-четыре по общеобразовательным предметам, на пол-оклада каждый — не так уж дорого. Остальное беру на себя, тем более вместе с Миртой. «Мадам, я сделаю все, что вы хотите. А маме мы скажем, что я там преподаю... Только преподаю».
И я открыла новую школу, на Пласа-Вьеха, в особняке, бельэтаж которого — большая зала — был некогда предназначен для блестящих балов, где танцевали в кринолинах, с веерами. Под нами, на первом этаже, располагался магазин, грузовики непрестанно подвозили туда товары, и шум этот помогал мне, ибо никому не мешали мои пластинки и бренчанье пианиста. Каликсто соблазнили мои предложения, и как-то утром он явился ко мне со старым, латаным саквояжем, в котором лежали все его пожитки. Я отвела ему комнату, а на дверях повесила строгую табличку «Администратор. Без стука не входить». Он бросил свое ремесло, чтоб отдаться танцу, и скоро стал приводить ко мне детей лет одиннадцати-тринадцати; все — с прирожденным чувством ритма, свойственным их расе, ибо, хотя среди них попадались мулаты, светлокожие и даже какие-то желтые, выросли они в среде, где плясали при малейшей к тому возможности. Скоро мы начали работать, и, должна сказать, результаты сразу же ошеломили меня. Я знала, что надо трудиться года четыре, а то и пять, пока они не вырастут, и только тогда ставить балет. Но четыре-пять лет пролетают быстро, а я научилась терпению, подобающему балерине, которая еще не стара, но уже преподает и зовется «мадам». Школа эта занимала меня гораздо больше прежней. Здесь хотя бы делали что-то путное, к чему-то двигались—к тому, быть может, что воплотит мои идеи перед широкой публикой, хотя танцевать уже буду не я. Кроме того, новое дело принесло мне пользу, ведь мы с Энрике (зачем скрывать?) перешли от «любви любовников», безумия наших первых лет, к тихой «любви супругов» — должно быть, нас усмирило постоянство скучных будней. Конечно, по ночам он иногда обнимал меня с прежним пылом. Но после ночного шепота, возвращавшего нам трепетную радостную страсть прежних лет, оба мы приступали к дневным занятиям и размеренной работе, словно друзья, которые, сказав «до свиданья», отправляются каждый в свой мир. А с тех пор как Тереса стала редко бывать у нас («загуляла где-нибудь», говорил Энрике), я все больше удалялась от буржуазного уклада их семьи, под каким-нибудь предлогом избегала визитов и обедов. Честно сказать, я всегда ощущала, что зовут меня из вежливости и мой отказ никого не огорчит. К тому же теперь мне приходилось отбиваться о г настойчивых вопросов. «Говорят, ты открыла еще одну школу где-то в порту?» — спросила меня недавно сама тетя. «Она бесплатно учит бедных детей»,— объяснила Тереса. «Какая вы добрая!» — воскликнули хором гостьи. Но звание доброй таит немало насмешки в том мире, где доброта — разновидность идиотизма. В светских джунглях, за чертой разделившей город улицы «Л», можно быть умным, злым, умеющим жить, занятным, пробивным, продувным, тем, кто за себя постоит, кто не упустит, бесстыжим, но очень милым, кем угодно, только не добрым, что и подтверждала любимая поговорка все более чуждого мне мира: «Спасителем станешь—на крест попадешь». В мире этом, подобно Талейрану, ошибку судили суровей, ибо для преступника есть адвокаты, тот же, кто ошибется — дурак, фантазер,— навеки станет посмешищем для СИЛЬНЫХ.
Как-то в понедельник (десятого марта, число это я надолго запомнила) меня разбудили ни свет ни заря голоса за стеной — им, где стояли чертежные доски, Энрике, хмурый и напряженный, склонился над приемником. Он поднял руку—«Молчи!»— по том показал на кресло, чтобы я села, а он мог разобрать то, что и разобрать было трудно, ибо все время мешали помехи, какие-то голоса, паузы, после которых снова слышались повод «продолжаем передачу». Передача - эта была более или менее импровизированной, и дикторы говорили сбивчиво, неуверенно, то и дело меняли тон, торопились, как люди, застигнутые и pat плох смерчем событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169