И
понесла.
Байстрючок рос блажным, бзикастым - то падун свалит, то изо
рта пена - буруном, то из ноздри на манер кистеня -
сопелька...
Злы языки брехали, что дофин чудит от бабаед-травы - имелся
на то пример в простолюдье. Да выбор невелик, байстрючка-то к
родовому древу кое-как прищепили, нарекли Гельдыпом II и
помазали на царство. Но обиделась соседняя ветка - великие
князья Гаплык. Удумали переворот. Но кондуит-служба бдила
справно - обошлось малой пальбой во дворце, даром только
царевича напугали - в стельку обмочился. Князьев, не глядя
на титлы - в кишлаг. Но с тех пор царевич, как проснется, на
взвод:
- Чу! Чу! Гаплык чу! Ы-ы-а-А!..
И - в корячки.
Как престольный покой оберечь? Плохо раскрываете - поставили
на вид кондуиту, ну, заплечники и наладили товар - по
заговору к завтраку. Головы корнали ежедневно и пунктуально
- на дворцовой площади - хоть часы сверяй. Так и пошло:
"без четверти гаплык", "гаплык ноль-ноль"...
И без этого гарниру дела в царстве шли колченогим косоходом:
повитухи за военный период потрудились на славу - уж который
год ни единого женского ребеночка не народилось и в ближайшем
обозрении не заикалось. С бабаедом пересол вышел, да и
царь-папаша Указом страху в кость нагнал. Не могут бабы баб
рожать, хоть тресни. Война давным-давно минула, а они все
солдатиков, да солдатиков. Не дети - дураки петые, ведь иным
царевым маткам по ведру бабаеда, а то и более, угораздило.
Заговор налицо. И в гаплык-час на площади всех повитухов, как
одного, ампутировали. Подумали, и трахбаты по тому же месту
- за разбазаривание женского семяфонду.
А еще в народе завелись болезни - обычные и дурные. Ну,
обычные, те ладно - больше двух не пристанет, с болюном и
отвалятся, а вот дурные... Недовольством пучить начало народ-то.
В провинциях крамолия дурноцветом: "Царек - умом
поперек, так себе, недостругок..."
Кондуит с ног сбился. Кишлаг от переизбытка трещит.
А у Гельдыпа II, надобно справедливо отметить, ум все же был.
Когда некуда девать стало, Гельдып его и высунул:
- Войну, - говорит, - чу.
Министры - ура! Застоялись, мол. Пора фугарем-то пошипарить.
Веди, батькин сын! А вот с кем воевать-то? Ясно дело - с
заговорщиками! За сплочение!
Обчество струхнуло. Побежало. А кто побежал, тот себя и выдал.
Грянула сплочевная война.
Народ - сволочь. Верить никому нельзя, поэтому Гельдып II
решил:
- Чу!
Стали чугунами армию усилять. Склепали немыслимое количество
- по мужицкому образу и подобию, только покрепче, помоторнее
и похолоднее. И пошли давить заговоры по околоткам. Где мужик
схоронился, баб за антибабий уклон - в кишлаг. Там женки
дурнели и, поскольку все песни про миленького были под запретом,
мерли от неизбывной тоски. Авторитет Гельдыпа II рос - еще б
чуток, и сровнялся бы с батиным.
Той грозной порою сплочильный разлет заприметил полузабытую
Лябду.
Сляп 5
Бронелет наискосок боднул лябдянскую атмосферку и, схлопотав
поддых, кувыркнулся в эфир. Разлетный Пеняй припал к лукошку и
ахнул. Преткновение вышло оттого, что планетная лазурь была инда
в пузырь забрана и потому имела замечательные отбойные качества
- как, скажем, жиром обтянутое брюхо. И действительно, в
одном месте ласа сходила на нет - в лунку на манер пупка, а
на опупке той стояла заимка с холостой трубой. Пеняй туда и
указал.
Отбойный пузырь прозрачно стягивался и нырял под забор - в
лопухи, а посреди округлого подворья стояла замшелая изба.
Бронелет едва приткнулся на задворках. Сквозь пузырь лес
зеленел, а забор в одном месте размыкали стоеросовые ворота,
почему-то девизом вовнутрь заимки:
"Кто в Лябду лебедем - тому лады, кто либидом - тому
лябдык".
Раскудрявостей этих разлет не просек, но созвучность "лябдык
- гаплык" отметил.
Толкнули дверь. Шасть в тишинистый сумрак. И прелюбопытное
узрели.
В затхлой горнице стояли два ушата, с гроб размером, дерюгой
крытые, а более - ничего. Дерюжку задрали, видят -
мокнет голый мужик - не то в смальце, не то в маринаде, а
рыло одето в хобот, которым он сонные ветры пускает. Тут оне за
хобот его и к ответу.
- Кто таков будешь? - пытают, в пузо фугари уперев.
- Не больно-то рогом... - утер шары мужик. - Не
смотрите, что комолый, супротив вас тоже кой-чего имеем...
Был это Фиська, Хряпсов кореш. Тем часом содрали дерюгу со
второго ушата. Там тоже мужик, еще наваристей, в кисляке
примутненном плавает и пускает бульку.
- То есть кто?
- Тырло-о-о... - зевнул Фиська и хлебнул рассолу из
ушата. Тылом длани утерся. - Вы его лучше не бередьте.
Не послушались. Выволокли Тырло на просушку.
- Так... - сплюнул архаровец и, набрав воздуху,- ! ,
 !!! !
!!!!!!!!!
Молчал Тырло всегда до поры до времени. Но когда за суверенку
стебали, дипломатию отвергал напрочь. Такого наваляет!
- ... трах-х-тарарах-х всех! -
угомонился, наконец, Тырло.
- Я ж говорил... - развел руками Фиська и, пока гости
схлебывали, перехватил:
- Добро пожаловать на Лябду! - Но, видя опасную тоску,
упредил: - Сперва докалякаемся - Лябда в кумпол
непробивный одета, без нас вам туда ходу нет. А без докладу
пущать не велено.
Хотели голышам за ласковы речи по первое число всыпать, но
Пеняй, не будь дурак, смекнул и - в обходку:
- По каботажному делу мы. Негоцианты. Чем сторговаться, чем
сменяться со взаимовыгодой. Пусти, служивый, мзда будет.
- А мундирчик-то царевой войски! - кивнул хмурый Тырло.
- Это для захороны, чтоб дезертир иной разбоем не взял.
- А-а-а... - протянули архаровцы. Переглянулись:
"пустим?".
- Ворота вам заговорим! - пообещал Фиська.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10