- Мзду давай, - пошел на принцип Тырло.
- А обратно выпустите?
- А чего ж, выпустим, - и Фиська уже вполголоса довесил:
- Ежль карачки выдюжат...
И пошли сплочевники под ворота. Кумпол в скобе как мыльный
пузырь раскатился и впустил беспрепятственно. Но только черту
миновали, а глазурь уж внатяжку - и крепка, и булатна.
Бредут царевы лазутчики и во все глаза на ус накручивают: где
что произрастает, к чему тянется и чем дышит. О Лябде они по
молодости лет слыхом не слыхивали, потому изумлялись.
Обочь тракта поля раскинулись злаком. А в севах чугуны, зудя,
полеводят. Идут час, другой - ни души. Вдруг видят -
гонит баба на цепокате. Сплошной концентрат - что лицом, что
долу - щеки сытьем надуты.
- А не скажешь ли, красотка, - подбоченился Пеняй, -
есть ли у вас град стольный?
- А как же, и городище, и столовая при нас, - лябдя
жемчуг скалит и наголо мужиков оглядает. - Дорогой прямо, в
аккурат и упретесь.
- Вижу - умом сильна, краля, - маслил дальше Пеняй.
- А не скажешь ли - о царе таком, Гельдыпе II,
представление складываете?
- Чего ж, складываем. И о батьке, и о сыне, штабельком...
- Очень хорошо, - ободрился Пеняй. - А верность
престолу блюдете, не изменяете?
- Не с кем, милый. Блюдем, делать нечего.
- А к чему тогда, скажи, на планету чехол преткновенный
одели?! - вскричал Пеняй и сердешную за руку - цап!
- Да ну! - у лябди глаза навыдув. - Брешешь небось?
- Да чтоб я сдох!
- Вона, я смотрю, прель в атмосфере и в городище...
- Нук-нук-нук? - навострил уши Пеняй: - Может, и
заговор супротив Гельдыпа намечен?
- Насчет заговоров не скажу, - нахмурилась лябдя, -
а наговоров с три короба представлю. Соседка, к примеру, брешет,
что я укроп у нее по ночам тягаю. Заговаривается... Во! Стало
быть - заговор! Ну, этого добра у нас - в каждом дворе
по кучке. Ну, пусти, пусти, сладенький, мне на хутор пора -
маслобоить...
А разлетным уже грудь распирает - для медалей. Коли заговор
сыщут - прибавка к жалованию и приплюс к побывке, как и
положено дружинникам - целых три дня.
Затрусили бодрым цугом в столицу. А лябдя, переждав -
цепокат в лопухи, а сама - огородами - в ту же степь.
Когда до околицы оставался гак с маковкой, из города высыпала
прорва женского народу и, с гиком окружив разлетных, повела в
главную престольную избу.
Посреди светлицы на лохани сидел мужик в мокрой простыне и люто
клацал очами.
- От Гельдыпа, мля?
- От него... - оробели от такого кворума лазутчики.
Врать не смели: - Заговор искать направлены.
- Гы... - подобрел бугай. - Доброе дело, мля...
Но бровю задрал:
- Токмо смотрите... Хвори какие срамные имеете?
- Какие, извиняюсь? - не понял Пеняй.
Лябди за спиной ухнули со смеху. Мужик вздохнул.
- Ну, эта, эта... - глаза ниже опустил. - Охвостье,
мля, строевое?
- Комиссию перед вылетом прошли, а что?
- Щас узнаешь, мля, - и бабам знак сделал. - В
перекат их, ток не до смерти! Гоньба-а-а, мля...
И в лохань полез, мордюк хоботом зачехлив.
А лябди на служивых налетели и понесли, трепетных, на сеновал. С
песнями, вприпляс...
Через недельку, истерханных и скукоженных, на пуповок выкинули и
манатки вдогонку.
- Добрая терка? - крикнул под лазоревый занавес Фиська.
- Лафа! - откликнулись лябди. - Тебе спасибо,
огурчик! Сам-то скоро в гости?
- Не срок. Напитаюсь, тогда.
- Ждем!
И занавес опустился. Тырло обмылков в бронелет под прицелом
спровадил, да под курдюк ногой - чтоб жизнь медом не
казалась.
А все оттого, что Хряпс в свое время разразился геройским
подвигом. В тоске однолюбной проводив Зелю на вечный покой,
отправился в самое пекло тогдашней войны, прямиком в косяк к
аспидам. А поскольку из людей он первым такую наглость сморозил,
аспиды его в штаб допустили и выслушали как могли. А Хряпс -
крагу в морды и объявил поединок. А ведь аспиды к рыцарству
прямое отношение имели - вызов приняли и обещали биться
по-честному, безо всяких охранных хитростей. Посмеялись змеино
и, чтоб человечинкой побаловаться, машинку свою отключили.
Архаровцам того и надо было. Фиська вьюном к устройству и
слямзил, пока аспиды на трибунах за своего болели. Хряпс тогда
своего супротивника за ноздри и к "Шишу" веригой, а
Тырло - на полный форсаж. Едва от погони оторвались. На
укромной планетке аспиду хвоста выкручивали, в дугу ломали, но о
секретах всех дознались и отпустили к родной гадской маме. А
охранной такой машинки аспид больше не имел - вот так,
натурально, войне и был дан главный излом. А наперсники,
воротясь на Лябду, затянули ее непробивным лазоревым пузырем
- гадов секрет ядреной силой планеты питался.
Так и повелось у Лябды - что царству наперекосяк, то себе в
заначку. Вскрылась ошибочка главповитуха Дрызга. Понесли
солдатки от архаровцев первый женский молодняк - сработал
запрет на пацанву. Но Фиська, всех пощуплее, первым тревогу
забил.
- Ежели еще привесок обещается, то отгрохают нас бабоньки
одним только количеством. А у меня крайняя плоть засуху обещала.
Надо бы как-нибудь с передыхом, для устойчивого вдохновения.
Вот тогда-то лябди и соорудили им питательный рассол - коль
помариноваться с полгодика, выйдешь крепким как малосольный
огурец. Да и омоложение явное прослеживается. Так и зажили: бабы
в поле клопочут, в труде геройствуют, передовиков выявляют, а
как срок прийдет (к урожаю) - архаровцев из кадки долой и
пенки именно отличницам лябдянских нив и весей.
Бывало, ударницы так Фиську изъегозят, что после смены он ни
ручкой ни ножкой - и только те, кто не трудом, а сметкой
богаты, вылущивали у него твердинку мужского настроя. Хоть в том
гуже Тырло и Хряпс были подюжее, бабы Фиську любили и жалели
больше - за веселый нрав и выдумку, пусть не об морок, но по
куражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10