— Это забавно, — сказал я. — Это очень забавно. И быть влюбленным тоже страшно забавно.— Ты думаешь? — Глаза ее снова стали плоскими.— То есть не в том смысле забавно. Это до некоторой степени приятное чувство.— Нет, — сказала она. — По-моему, это сущий ад.— Хорошо быть вместе.— Нет. По-моему, ничего хорошего.— Разве ты не хочешь меня видеть?— Я не могу тебя не видеть.Теперь мы сидели, как чужие. Справа был парк Монсури. Ресторан, где есть пруд с живыми форелями в где можно сидеть и смотреть в парк, был закрыт и не освещен. Шофер обернулся.— Куда мы поедем? — спросил я.Брет отвела глаза.— Пусть едет в кафе «Селект».— Кафе «Селект», — сказал я шоферу. — Бульвар Монпарнас.Мы поехали дальше, обогнув Бельфорского льва, который сторожит Монружскую трамвайную линию. Брет смотрела прямо перед собой. На бульваре Распай, когда показались огни Монпарнаса, Брет сказала:— У меня к тебе просьба. Только ты не рассердишься?— Не говори глупости.— Поцелуй меня еще раз, пока мы не приехали.Когда такси остановилось, я вышел и расплатился. Брет вышла, на ходу надевая шляпу. Она оперлась на мою руку, когда сходила с подножки. Ее рука дрожала.— У меня очень неприличный вид? — Она надвинула на глаза свою мужскую фетровую шляпу и вошла в кафе. У стойки и за столиками сидела почти вся компания, которая была в дансинге.— Хэлло, друзья! — сказала Брет. — Выпить хочется.— Брет! Брет! — Маленький грек-портретист, который называл себя герцогом и которого все звали Зизи, подбежал к ней. — Что я вам скажу!— Хэлло, Зизи! — сказала Брет.— Я познакомлю вас с моим другом, — сказал Зизи.Подошел толстый мужчина.— Граф Миппипопуло — мой друг леди Эшли.— Здравствуйте, — сказала Брет.— Ну как, миледи! Весело проводите время в Париже? — спросил граф Миппипопуло, у которого на цепочке от часов болтался клык лося.— Ничего, — ответила Брет.— Париж прекрасный город, — сказал граф. — Но вам, наверно, и в Лондоне достаточно весело?— Еще бы, — сказала Брет. — Потрясающе.Брэддокс подозвал меня к своему столику.— Барнс, — сказал он, — выпейте с нами. С вашей дамой вышел ужасный скандал.— Из-за чего?— Дочь хозяина что-то сказала про нее. Получился форменный скандал. Но она — молодчина. Предъявила желтый билет и потребовала, чтобы та показала свой. Ужасный скандал.— А чем кончилось?— Кто-то увел ее. Очень недурна. Совершенно изумительно владеет парижским арго. Садитесь, выпьем.— Нет, — сказал я. — Мне пора домой. Кона не видали?— Они с Фрэнсис уехали домой, — вмешалась миссис Брэддокс.— Бедняга, у него такой удрученный вид, — сказал Брэддокс.— Да, да, — подтвердила миссис Брэддокс.— Мне пора домой, — сказал я. — Спокойной ночи.Я попрощался с Брет у стойки. Граф заказывал шампанское.— Разрешите предложить вам стакан вина, сэр? — сказал он.— Нет, премного благодарен. Мне пора идти.— Вы правда уходите? — спросила Брет.— Да, — сказал я. — Очень голова болит.— Завтра увидимся?— Приходите в редакцию.— Вряд ли.— Ну так где же?— Где-нибудь, около пяти часов.— Тогда давайте на том берегу.— Ладно. Я в пять буду в «Крийоне».— Только не обманите, — сказал я.— Не беспокойтесь, — сказала Брет. — Разве я вас когда-нибудь обманывала?— Что слышно о Майкле?— Сегодня было письмо.— Спокойной ночи, сэр, — сказал граф.Я вышел на улицу и зашагал в сторону бульвара Сен-Мишель, мимо столиков кафе «Ротонда», все еще переполненного, посмотрел на кафе «Купол» напротив, где столики занимали весь тротуар. Кто-то оттуда помахал мне рукой, я не разглядел кто и пошел дальше. Мне хотелось домой. На бульваре Монпарнас было пусто. Ресторан Лавиня уже закрылся, а перед «Клозери де Лила» убирали столики. Я прошел мимо памятника Нею, стоявшего среди свежей листвы каштанов в свете дуговых фонарей. К цоколю был прислонен увядший темно-красный венок. Я остановился и прочел надпись на ленте: от бонапартистских групп и число, какое, не помню. Он был очень хорош, маршал Ней, в своих ботфортах, взмахивающий мечом среди свежей, зеленой листвы конских каштанов. Я жил как раз напротив, в самом начале бульвара Сен-Мишель.В комнате консьержки горел свет, я постучал в дверь, и она дала мне мою почту. Я пожелал ей спокойной ночи и поднялся наверх. Было два письма и несколько газет. Я просмотрел их под газовой лампой в столовой. Письма были из Америки. Одно письмо оказалось банковским счетом. Остаток равнялся 2432 долларам и 60 центам. Я достал свою чековую книжку, вычел сумму четырех чеков, выписанных после первого числа текущего месяца, и подсчитал, что остаток равняется 1832 долларам и 60 центам. Эту сумму я записал на обороте письма. В другом конверте лежало извещение о бракосочетании. Мистер и миссис Алоизиус Кирби извещают о браке дочери их Кэтрин — я не знал ни девицы, ни того, за кого она выходила. Они, вероятно, разослали извещения по всему городу. Смешное имя. Я был уверен, что, знай я кого-нибудь по имени Алоизиус, я не забыл бы его: хорошее католическое имя. На извещении был герб. Как Зизи — греческий герцог. И граф. Граф смешной. У Брет тоже есть титул. Леди Эшли. Черт с ней, с Брет. Черт с вами, леди Эшли.Я зажег лампу около кровати, потушил газ в столовой и распахнул широкие окна спальни. Кровать стояла далеко от окон, и я сидел при открытых окнах возле кровати и раздевался. Ночной поезд, развозивший овощи по рынкам, проехал по трамвайным рельсам. Поезда эти громыхали по ночам, когда не спалось. Раздеваясь, я смотрелся в зеркало платяного шкафа, стоявшего рядом с кроватью. Типично французская манера расставлять мебель. Удобно, пожалуй. И надо же — из всех возможных способов быть раненым… В самом деле смешно. Я надел пижаму и лег в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10