Она снова прошла мимо меня, и я поймал ее взгляд, а она подошла и села за мой столик. Подскочил официант.— Что ты будешь пить? — спросил я.— Перно.— Маленьким девочкам вредно пить перно.— Сам маленький. Гарсон, рюмку перно.— И мне рюмку перно.— Ну как? — спросила она. — Хочешь время провести?— Да. А ты?— Там видно будет. В этом городе разве угадаешь?— Ты не любишь Парижа?— Нет.— Почему ты не едешь в другое место?— Нет другого места.— А чем тебе здесь плохо?— Да, чем?Перно — зеленоватый суррогат абсента. Если налить в него воды, оно делается беловатым, как молоко. Вкусом напоминает лакрицу и сначала подбадривает, но зато после раскисаешь. Мы пили с ней перно, и у нее был недовольный вид.— Ну, — сказал я, — может быть, ты угостишь меня ужином?Она ухмыльнулась, и я понял, почему она упорно не хочет смеяться. С закрытым ртом она была очень недурна. Я заплатил за перно, и мы вышли на улицу. Я кликнул фиакр, и он подъехал к тротуару. Удобно усевшись в медлительном, мягко катящем фиакре, мы поехали по широкой, сияющей огнями и почти безлюдной авеню Оперы, мимо запертых дверей и освещенных витрин магазинов Фиакр миновал редакцию «Нью-Йорк геральд», где все окно было заставлено часами.— Зачем столько часов? — спросила она.— Они показывают время по всей Америке.— Не остри.Мы свернули на улицу Пирамид, проехали по тесной улице Риволи и через темные ворота въехали в Тюильри. Она прижалась ко мне, и я обнял ее. Она взглянула на меня, ища поцелуя. Она коснулась меня рукой, и я отодвинул ее руку.— Не надо.— Что с тобой? Болен?— Да.— Все больны. Я тоже больна.Мы выехали из Тюильри на свет, пересекли Сену и свернули на улицу Святых Отцов.— Зачем же ты пил перно, если ты болен?— А ты зачем?— Для меня это не имеет значения. Это не имеет значения для женщин.— Как тебя зовут?— Жоржет. А тебя?— Джейкоб.— Это фламандское имя.— И американское.— Ты, надеюсь, не фламандец?— Нет, американец.— Слава богу, терпеть не могу фламандцев.Мы подъезжали к ресторану. Я крикнул кучеру, чтобы он остановился. Мы вышли, и Жоржет ресторан не понравился.— Не очень-то шикарное место.— Нет, — сказал я. — Может быть, ты предпочитаешь поужинать у Фуайо? Села бы обратно в фиакр да поехала.Я взял ее с собой потому, что у меня мелькнула смутная сентиментальная мысль, что приятно было бы поужинать с кем-нибудь вдвоем. Я давно уже не ужинал с «курочкой» и забыл, как это нестерпимо скучно. Мы вошли в ресторан и мимо конторки, за которой сидела мадам Лавинь, прошли в заднюю комнату. От еды Жоржет слегка повеселела.— Здесь не так плохо, — сказала она. — Не шикарно, но кормят хорошо.— Лучше, чем в Льеже.— В Брюсселе, ты хочешь сказать.Мы выпили вторую бутылку вина, и Жоржет стала шутить. Она улыбнулась, показывая все свои испорченные зубы, и мы чокнулись.— Ты, в общем, славный малый, — сказала она. — Свинство, что ты болен. Мы бы поладили. А что с тобой такое?— Я был ранен на войне, — сказал я.— Уж эта противная война!Мы, вероятно, пустились бы в рассуждения о войне и решили бы, что она приводит к гибели цивилизации и что, может быть, лучше обойтись без нее. С меня было довольно. Как раз в эту минуту кто-то крикнул из первой комнаты:— Барнс! Эй, Барнс! Джейкоб Барнс!— Это мой приятель, — объяснил я и вышел.За длинным столом сидел Брэддокс с целой компанией: Кон, Фрэнсис Клайн, миссис Брэддокс и еще какие-то незнакомые мне люди.— Едем танцевать, да? — спросил Брэддокс.— Куда танцевать?— В дансинг, конечно. Разве вы не знаете, что мы снова ввели танцы? — вмешалась миссис Брэддокс.— Поедем с нами, Джейк. Мы все едем, — сказала Фрэнсис с другого конца стола. Она сидела очень прямо и усиленно улыбалась.— Конечно, он поедет, — сказал Брэддокс. — Идите сюда, Барнс, и выпейте с нами кофе.— Хорошо.— И приведите свою даму, — смеясь, сказала миссис Брэддокс. Она была уроженкой Канады и отличалась свойственной канадцам непринужденностью в обращении.— Спасибо, сейчас придем, — сказал я. Я вернулся в заднюю комнатку.— Кто такие твои приятели? — спросила Жоржет.— Писатели и художники.— Их пропасть в этом районе.— Слишком много.— Слишком. Хотя кое-кто хорошо зарабатывает.— О да.Мы кончили ужинать и допили вино.— Пойдем, — сказал я. — Кофе будем пить с ними.Жоржет открыла сумочку и, смотрясь в зеркальце, провела несколько раз пуховкой по лицу, подкрасила губы и поправила шляпу.— Идем, — сказала она.Мы вошли в переполненную публикой комнату; Брэддокс и остальные мужчины за столом встали.— Позвольте представить вам мою невесту, мадемуазель Жоржет Леблан, — сказал я. Жоржет улыбнулась своей чарующей улыбкой, и мы всем по очереди пожали руки.— Скажите, вы родственница певицы Жоржет Леблан? — спросила миссис Брэддокс.— Не знаю такой, — ответила Жоржет.— Но вас зовут так же, — приветливо сказала миссис Брэддокс.— Нет, — сказала Жоржет. — Ничего подобного. Моя фамилия Хобэн.— Но ведь мистер Барнс представил вас как мадемуазель Жоржет Леблан. Разве нет? — настаивала миссис Брэддокс, которая от возбуждения, что говорит по-французски, плохо понимала смысл своих слов.— Он дурак, — сказала Жоржет.— Ах, значит, это шутка, — сказала миссис Брэддокс.— Да, — сказала Жоржет. — Чтобы посмеяться.— Слышишь, Генри? — крикнула миссис Брэддокс через весь стол своему мужу. — Мистер Барнс представил свою невесту как мадемуазель Леблан, а на самом деле ее фамилия Хобэн.— Конечно, дорогая! Мадемуазель Хобэн, — я давно с нею знаком.— Скажите, мадемуазель Хобэн, — заговорила Фрэнсис Клайн, произнося французские слова очень быстро и, по-видимому, не испытывая, подобно миссис Брэддокс, ни особенной гордости, ни удивления оттого, что у нее действительно получается по-французски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10