— Вы давно в Париже? Вам нравится здесь? Вы любите Париж, правда?— Кто это такая? — Жоржет повернулась ко мне. — Нужно мне с ней разговаривать?Она повернулась к Фрэнсис, которая сидела улыбаясь, сложив руки, прямо держа голову на длинной шее и выпятив губы, готовая снова заговорить.— Нет, я не люблю Парижа. Здесь дорого и грязно.— Что вы? Я нахожу, что Париж необыкновенно чистый город. Один из самых чистых городов в Европе.— А по-моему, грязный.— Как странно! Может быть, вы недавно здесь живете?— Достаточно давно.— Но здесь очень славные люди. С этим нельзя не согласиться.Жоржет повернулась ко мне.— Миленькие у тебя друзья.Франсис была слегка пьяна, и ей хотелось продолжать разговор, но подали кофе, и Лавинь принес ликеры, а после мы все вышли и отправились в дансинг, о котором говорили Брэддоксы.Дансинг оказался «Bal Musette» около Пантеона. Пять вечеров в неделю здесь танцевали рабочие этого района, но один вечер в неделю помещение превращалось в дансинг. В понедельник вечером было закрыто. Когда мы приехали, в дансинге не было ни души, кроме полицейского, сидевшего у двери, жены хозяина за обитой цинком стойкой и самого хозяина. Как только мы вошли, сверху спустилась дочь хозяев. В комнате стояли столы и длинные скамейки, а в дальнем конце была площадка для танцев.— Жалко, что так поздно собираются, — сказал Брэддокс. Дочь хозяев подошла к нам и спросила, что нам подать. Хозяин взобрался на высокий табурет возле площадки и заиграл на аккордеоне. Вокруг щиколотки у него был шнурок с колокольчиками, и он, играя, отбивал ногой такт. Все пошли танцевать. Было жарко, и мы вернулись к столу потные.— О господи! — сказала Жоржет. — Я вся мокрая.— Жарко.— Просто ужас!— Сними шляпу.— Пожалуй.Жоржет пригласили танцевать, и я подошел к стойке. Было на самом деле очень жарко, и аккордеон приятно звучал в жарком вечернем воздухе. Я выпил кружку пива, стоя у самой двери, с улицы дул прохладный ветерок. По крутой улице спускались две машины Оба такси остановились перед дансингом. Из машин вышли молодые люди — кто в джемпере, кто просто без пиджака. В свете, падающем из дверей, я видел их руки и свежевымытые завитые волосы. Полицейский, стоявший возле двери, посмотрел на меня и улыбнулся. Они вошли. Когда они входили, гримасничая, жестикулируя, болтая, я увидел в ярком свете белые руки, завитые волосы, белые лица. С ними была Брет. Она была очень красива и совсем как в своей компании.Один из молодых людей увидел Жоржет и сказал:— Вот это марка! Неподдельная шлюха. Желаю танцевать с ней. Летт, можешь полюбоваться мной.Высокий брюнет, которого звали Леттом, сказал:— Образумься, умоляю тебя.Завитой блондин ответил:— Не тревожься, счастье мое. — И с ними была Брет.Я очень злился. Почему-то они всегда злили меня. Я знал, что их считают забавными и что нужно быть снисходительным, но мне хотелось ударить кого-нибудь из них, все равно кого, лишь бы поколебать их жеманное нахальство. Вместо этого я вышел на улицу и выпил кружку пива в баре соседнего дансинга. Пиво оказалось плохое, и я запил его коньяком, который был еще хуже. Когда я вернулся в дансинг, на площадке толпились пары и Жоржет танцевала с высоким блондином, который танцевал, вихляя бедрами, склонив голову набок и закатывая глаза. Как только танец кончился, ее снова пригласили. Они приняли ее в свою компанию. Я знал, что теперь они все будут танцевать с нею. У них всегда так.Я сел за стол. За этим же столом сидел Кон. Фрэнсис танцевала. Миссис Брэддокс привела кого-то и познакомила его с нами, назвав Робертом Прентисом. Он оказался уроженцем Чикаго, жителем Нью-Йорка и подающим надежды писателем. Говорил он с легким английским акцентом. Я предложил ему выпить.— Благодарю вас, — сказал он, — я только что пил.— Выпейте еще.— Благодарю вас, выпью.Мы поманили мадемуазель Лавинь и заказали по стакану коньяку с водой.— Вы, я слышал, из Канзас-Сити, — сказал он.— Да.— Нравится вам в Париже?— Да.— Правда?Я был немного пьян. Не совсем пьян, не по-настоящему, но достаточно, чтобы не церемониться.— Ради всего святого, — сказал я, — да. А вам?— Как вы очаровательно злитесь, — сказал он. — Хотел бы я обладать этой способностью.Я встал и направился к танцующим. Миссис Брэддоке пошла за мной.— Не сердитесь на Роберта, — сказала она, — он же еще совсем ребенок.— Я вовсе не сержусь, — сказал я. — Просто я боялся, что меня стошнит.— Ваша невеста пользуется большим успехом. — Миссис Брэддокс смотрела на Жоржет, которая кружилась в объятиях высокого брюнета, по имени Летт.— Не правда ли? — сказал я.— Безусловно, — сказала миссис Брэддокс.Подошел Кон.— Пойдемте, Джейк, — сказал он, — выпьем. — Мы направились к стойке. — Что с вами? У вас такой вид, словно вы чем-то расстроены.— Ничуть. Просто меня тошнит от всего этого.К стойке подошла Брет.— Хэлло, друзья!— Хэлло, Брет, — сказал я. — Почему вы не пьяная?— Никогда больше не буду напиваться. Дайте человеку коньяку с содовой.Она стояла у стойки, держа стакан в руке, и я видел, что Роберт Кон смотрит на нее. Так, вероятно, смотрел его соотечественник, когда увидел землю обетованную. Кон, разумеется, был много моложе. Но взгляд его выражал то же нетерпеливое, требовательное ожидание.Брет — в закрытом джемпере, суконной юбке, остриженная под мальчишку, — была необыкновенно хороша. С этого все и началось. Округлостью линий она напоминала корпус гоночной яхты, и шерстяной джемпер не скрывал ни одного изгиба.— В каком вы блестящем обществе, Брет, — сказал я.— Правда, они бесподобны? А вы, дорогой мой! Где вы ее подцепили?— В кафе «Наполитэн».— И хорошо провели вечер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10