— Хелло, Роберт! — сказал я. — Вы пришли развеселить меня?— Хотите поехать в Южную Америку, Джейк? — спросил он.— Нет.— Почему?— Не знаю. Никогда не испытывал желания. Слишком дорого. Да здесь, в Париже, сколько угодно южноамериканцев.— Это не настоящие южноамериканцы.— А по-моему, они даже слишком настоящие.Я должен был срочно сдать на согласованный поезд корреспонденцию за всю неделю, а написана была только половина.— Сплетен никаких не знаете? — спросил я.— Нет.— Никто из ваших высокопоставленных друзей не разводится?— Нет. Послушайте, Джейк. Если я возьму на себя все расходы, вы поедете со мной в Южную Америку?— На что я вам?— Вы говорите по-испански. И вообще, вдвоем веселей.— Нет, — сказал я, — мне нравится в Париже, а летом я поеду в Испанию.— Всю жизнь я мечтал о таком путешествии, — сказал Кон. Он сел. — Пока я соберусь, я уже буду слишком стар.— Не дурите, — сказал я. — Вы можете поехать куда угодно, у вас куча денег.— Знаю. Но я не могу собраться.— Не огорчайтесь, — сказал я. — Все страны похожи на кинофильм.Но мне было жаль его. Он не на шутку расстроился.— Я не могу примириться с мыслью, что жизнь проходит так быстро, а я не живу по-настоящему.— Никто никогда не живет полной жизнью, кроме матадоров.— Матадоры меня не интересуют: это ненормальная жизнь. Я хочу поехать в глубь Южной Америки. Это было бы замечательное путешествие.— А поохотиться в Британской Восточной Африке вы не хотите?— Нет, туда меня не тянет.— В Африку я бы с вами поехал.— Нет, это меня не интересует.— Потому что вы ничего об этом не читали. Пойдите почитайте об амурах с лоснящейся черной красавицей.— Я хочу в Южную Америку.Была в нем эта черта — несокрушимое еврейское упрямство.— Давайте сойдем вниз и выпьем чего-нибудь.— А вы не заняты?— Нет, — сказал я.Мы спустились вниз, в кафе первого этажа. Я уже давно открыл, что это лучший способ выпроваживать посетителей. Выпив с приятелем, остается только сказать: «Ну, мне надо подняться наверх — отправить телеграммы», и все. В газетном деле, этика которого требует, чтобы никто никогда не видел тебя за работой, очень важно изобретать такие непринужденные уходы со сцены. Итак, мы спустились в бар и выпили виски с содовой. Кон поглядел на ящики с бутылками, стоявшие у стены.— Здесь хорошо, — сказал он.— Много выпивки, — поддакнул я.— Послушайте, Джейк. — Он наклонился над стойкой. — У вас никогда не бывает такого чувства, что жизнь ваша проходит, а вы ею не пользуетесь? Вы думаете о том, что вы уже прожили около половины отпущенного вам срока?— Иногда думаю.— Вы знаете, что через каких-нибудь тридцать пять лет нас уже не будет?— Да бросьте, Роберт, — сказал я. — Бросьте.— Я говорю серьезно.— Вот уж о чем я не тревожусь, — сказал я.— Напрасно.— У меня достаточно было о чем тревожиться в свое время. Хватит.— А все-таки я хочу в Южную Америку.— Послушайте, Роберт: ничего не изменится от того, что вы поедете в другую страну. Я все это испробовал. Нельзя уйти от самого себя, переезжая с места на место. Тут уж ничем не поможешь.— Но вы никогда не ездили в Южную Америку.— Далась вам Южная Америка! Если вы поедете туда в теперешнем вашем настроении, все будет по-прежнему. Париж — хороший город. Почему вы не можете жить настоящей жизнью в Париже?— Мне осточертел Париж, осточертел Латинский квартал.— Не ходите туда. Курсируйте сами по себе и посмотрите, что с вами случится.— Со мной никогда ничего не случается. Я как-то прошатался один всю ночь, и ничего не случилось, только полицейский на велосипеде остановил меня и велел предъявить документы.— Разве город не хорош ночью?— Я не люблю Парижа.Вот вам, извольте. Мне было жаль Кона. Я ничем не мог ему помочь, потому что я сразу наталкивался на обе его навязчивые идеи: единственное спасение в Южной Америке и он не любит Парижа. Первую идею он вычитал из книги и вторую, вероятно, тоже.— Ну, — сказал я, — мне надо подняться наверх — отправить телеграммы.— Вам непременно нужно идти?— Да, я должен отправить телеграммы.— Ничего, если я пойду с вами и посижу в редакции?— Пожалуйста.Он сидел в первой комнате, читал газеты и журнал «Редактор и издатель», а я целых два часа усердно стучал на машинке. Потом я разобрал рукописи по экземплярам, сделал пометки, положил все в большие конверты и вызвал курьера, чтобы он отнес их на вокзал Сен-Лазар. Я вышел в другую комнату, и там в большом кресле сидел Роберт Кон и спал. Он спал, положив голову на руки. Мне жаль было будить его, но я хотел запереть редакцию и уйти. Я тронул его за плечо. Он замотал головой.— Не могу я этого сделать, — сказал он и глубже ушел головой в скрещенные руки. — Не могу. Ни за что не сделаю.— Роберт, — сказал я и потряс его за плечо.Он поднял голову, улыбнулся и заморгал глазами.— Я сейчас говорил что-нибудь?— Говорили. Но я не расслышал.— Господи, какой дурацкий сон!— Это моя машинка усыпила вас?— Должно быть. Я прошлую ночь совсем не спал.— Почему?— Разговаривали, — ответил он.Я легко мог представить себе их разговор. У меня скверная привычка представлять себе своих друзей в спальне. Мы отправились в кафе «Наполитэн» выпить аперитив и смотреть вечернее гуляние на Бульварах. 3 Был теплый весенний вечер, и, после того как Роберт ушел, я остался сидеть за столиком на террасе кафе «Наполитэн» и в наступающей темноте смотрел на вспышки световых реклам, на красные и зеленые сигналы светофоров, на толпу гуляющих, на фиакры, цокающие вдоль края сплошного потока такси, и на «курочек», проходивших по одной и парами в поисках ужина. Я смотрел на хорошенькую женщину, которая прошла мимо моего столика, и смотрел, как она пошла дальше по улице, и потерял ее из виду, и стал смотреть на другую, а потом увидел, что первая возвращается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10